Дипломная работа

В узкой полутёмной спаленке, превращённой в кабинет, поместился только письменный стол, стоящий у настежь открытого окна, выходящего на одну из улочек Тампля, диван, да два массивных письменных шкафа, битком набитых книгами и разбухшими от бумаг папками. Тесно, не слишком уютно, да и уличный шум не слишком способствует работе, но…

… Ульянов привык. Бывало хуже! Собственно, почти всегда…

Документы пролистываются, прищуренные глаза бегают по строчкам и цифрам, а на лице всё больше проступает озабоченность.

— Надо вникнуть! — живо произнёс революционер, — Поосновательней, — и развернувшись на стуле к двери, крикнул:

— Надюша! Кржижановский[i] не подошёл ещё?!

— Тебя только ждём, — мягко отозвалась супруга, показавшись в дверях, — отвлекать не хотели, очень уж ты заработался.

— Замечательно! — отозвался Ульянов, забирая бумаги со стола и моментально оказываясь на ногах. Несколько шагов, и он уже в полутёмной, неуютной гостиной, заставленной порядком обветшавшей мебелью, где на продавленном диване сидел Глеб, тут же, впрочем, поднявшийся.

[i]ГлебМаксимилиа́новичКржижано́вский — деятель революционного движения в России, советский государственный и партийный деятель, один из создателей плана ГОЭЛРО, учёный-энергетик, академик и вице-президент АН СССР, литератор; советский экономист и экономико-географ, наиболее близкий друг Ленина.

Пожав руку старому другу, Владимир Ильич подхватил супругу под локоть, и менее чем через минуту они уже втроём спускались по лестнице, оживлённо разговаривая на ходу. Так же, на ходу, они здоровались с соседями, по опыту уже зная, что стоит только проявить вежливость чуть больше положенного, как изнывающие от любопытства парижские обыватели вцепятся оголодавшим клещом.

И ладно бы, любопытство их имело хоть сколько-нибудь политическую окраску, так ведь нет! Обычное желание обывателя погреться в лучах чужой славы, покопаться в грязном белье и хвататься потом знакомством с "Русским Маратом", ну или "Робеспьером", это уже от фантазий обывателя зависит. К чорту!

Как всегда почти, обедали Ульяновы вне дома. Надежда Константиновна обладает множеством достоинств, но хозяйственных способностей, да и амбиций, она лишена начисто.

Заняв столик под навесом в близлежащем кафе и утолив первый голод, продолжили разговор.

— … не смейся, Глеб, — Бурш потёр переносицу, — но ведь и в самом деле проблема! Никогда не думал, что скажу такое, но мы решительно не умеем работать при избытке средств! Год ещё назад партия экономила каждую копейку, и мы чудесно сумели приспособиться к вечному нашему безденежью и нищете.

— А сейчас… — Ульянов замолк ненадолго, плотно сжав губы, — меня пугает мысль, что неумение наше распоряжаться свалившимися деньгами может совершенно дискредитировать движение!

— Проблемы этического характера, — медленно кивнул Кржижановский.

— В том числе! — энергично согласился Ульянов, — Я уже вижу, как у некоторых товарищей, притом весьма, казалось бы, достойных, зарождается привычка тратить деньги из наших африканских поступлений без должной оглядки. Было бы интересно познакомиться с твоими взглядами на этот счёт, прежде чем выносить вопрос на обсуждение ЦК.

Он протянул Кржижановскому документы со своими пометками и закладками, экономя время товарищу. Читая, Глеб Максимилианович не забывал о кофе и рогаликах, но вкуса совершенно не чувствовал. Надежда Константиновна, расшалившись как девочка, подсунула ему салфетку в руку…

— Тьфу! Надя… — с укором посмотрел на неё Кржижановский, держа обслюнявленную ткань, но сам же, не выдержав, засмеялся, переглядываясь с Ульяновым и смеющейся Надеждой.

— Проблема серьёзная, — выдал своё заключение Глеб Максимилианович несколько минут спустя, отложив документы на край стола, — и к сожалению, не только этическая. Большие деньги, как бы странно это не звучало, могут развратить партию.

— Уже… — он потёр переносицу, прикрыв глаза, — звучат голоса, что мы имеем право на некую компенсацию за годы, утерянные на подпольной работе, в тюрьмах, ссылках и на каторгах. Пока негромко.

— Безобразие и дикость! — не выдержал Ульянов, сжимая кулак, на что Кржижановский только пожал плечами, — Компенсацию?! Это подло!

— Подло, — глуховато согласился друг, — но такова человеческая природа.

— Если мы не будем бояться говорить даже горькую и тяжелую правду напрямик, мы научимся, непременно и безусловно научимся побеждать все и всякие трудности[i], - сощурив глаза, сказал Ульянов, — О человеке судят не по тому, что он о себе говорит или думает, а по тому, что он делает. Я…

Он непримиримо сощурился.

— … могу поддержать оступившегося, но если человек пришёл в Революцию не бороться за освобождение народа, а улучшать своё материальное положение, то он нам не товарищ, а в лучшем случае попутчик! Если человек видит конечной целью не Революцию, а себя в Революции, то он нам не товарищ!

— Партмаксимум! — выпалила молчавшая доселе Надежда Константиновна, и поспешила объяснить свою мысль.