Дипломная работа

Обыскиваем наскоро трупы, и за борт! Чуть меньше тридцати человек, не считая тех, кто остался на пиратском судне. Трофеев мало, в основном низкокачественные золотые украшения, не производящие на африканеров никакого впечатления, да дрянное оружие. Единственное, кинжал из индийского вуца у капитана, да пара стоящих сабель. Остальное — хлам.

Короткий допрос оставшихся в живых пиратов не дал ничего, равно как и обыск судна, на котором каким-то чудом потух огонь. Капитан и вся верхушка убиты, прочие либо молчат и готовы умереть, либо и правда ничего не знают.

Расспрашивать, впрочем, некого. Самый молодой, очень красивый мальчишка лет пятнадцати с тонкими чертами лица и кофейного цвета кожей, обосрался от страха и только подвывает на одной ноте.

— … сошёл с ума, — констатирует Адольф Иванович сухо после короткого осмотра.

Молодой мужчина лет двадцати смотрит тупо, судя по специфическим мозолям и повадкам — селюк, попавший в море едва ли не впервые. Классический "бери больше, кидай дальше", низкий лоб с надбровными дугами, вид человека, не обременённого интеллектом, едва ли не умственно отсталого.

Старик с катом[i] за щекой смотрит безучастно, он уже мёртв, и знает это. Пытать…

… противно.

— За борт, — командую коротко, и первым на встречу с акулами отправляется селюк. Выражение недоумения на лице, всплеск, короткий вскрик…

… и пятно крови на волнах, а потом ещё два раза.

После — короткое расследование и приборка палубы. Ничего нового, кроме того, что часовой…

— … выпил, — подтверждает медик уверенно, и скривившись болезненно, поднимается с колен.

— Слышали? — капитан зол, и не скрывает этого. Отчасти это и его вина… не уследил!

Можно ли вынести приговор мёртвому? Оказывается, да… после короткой молитвы тело часового, зашитое в саван, отправляется в море. Всплеск…

… пятно крови.

Экипаж молчит. Не по божески…

… вот только лежит на палубе Лёшка Севастьянов. Тридцать лет, пятеро детей…

Ванька… десять лет.

Молчит экипаж. Этих будем хоронить позже и не здесь. Не в акульих желудках…

[i]Catha edulis (кат) — цветущее растение, произрастающее в районе Африканского Рога и Аравийского полуострова. Среди общин этих областей, жевание ката является социальным обычаем с тысячелетней историей. 1) Кат содержит моноаминный алкалоид под названием катинон, амфетаминоподобный стимулятор, который вызывает возбуждение, потерю аппетита и эйфорию.

Глава 22

— Как-то оно всё через жопу пошло, с самово начала, — выдал Санька, кривя губы. Так… мысли вслух вылетели. Сказал, и снова замолк, подпёр подбородок кулаком и уставился одним глазом на хлещущий на улице дождь.

— Кхе-кхе-кхе! — повернувшись на скамье в сторонку, закашлялся капитан, пряча усмешку в полуседых усах.

— Хн… — доктор отвернулся, напряжённо вглядываясь в струи воды, стекающие с парусинового навеса, и только плечи от смеха подрагивают.

— Хм, — в мой огород камушек, но давлюсь невольно смешком… и правда, удачно сказанул. Но брат не заметил собственного каламбура, и просто выплёскивает дурное настроение. Не нарошно, оно само наружу вылезает, тёмная сторона.

Сейчас вот скорее забавно вышло, но это скорее исключение, так-то скорее зло получается. Потом извиняется, да…

Рана поперёк морды оказалась болезненной, заживает долго, ноет и подёргивает. Не то чтобы вовсе уж невтерпёж, но боль эта постоянная и непрекращающаяся, извела его вконец, ну и нас заодно.

Адольф Иванович предлагает морфий или кокаин для обезболивания, но брат набрался от меня предубеждения к дурманящим средствам, и отказывается категорически. Правда, характерец… иногда я начинаю думать, что лучше бы согласился, настолько это достало, но потом вспоминаю вояк, которые после госпиталя отучались от морфия, и…

… потерплю! Не все, к слову, и отучились. В Дурбане хватает наркоманов из бывших военных. Отношение к наркомании и наркоманам в обществе негативное, прощают разве что фронтовиков, и то не всяких. Если конечность была неудачно ампутирована и у человека фантомные боли, позвоночник повреждён, мигрени после контузии — да, морфий прощается.

Любителей наркотических грёз в Союзе не уважают. Сказывается влияние староверов, да и в целом коллективное бессознательное у нас на крестьянском фундаменте, чуждающемся любого дурмана. У нас даже пьют, согласно статистике, заметно меньше, чем в Российской Империи, хотя казалось бы, возможности-то какие?!

Ан нет, не складывается как-то с винопитием. Наоборот, многие зароки дают, иногда целыми капральствами. Как-то оно и… незачем, что ли.

Культуры винопития в простонародной среде нет и не было никогда. Не Франция, чай! Дегустировать брагу и сделанный невесть из чего самогон, наслаждаясь послевкусием, это как-то… странно, в общем. Пьют, чтоб забыться, провалиться в сон после адово тяжёлой работы, от отчаяния. От безнадёги.

А в Союзе, с его достатком и маячащими перед носом возможностями, как-то так сложилось, что пропустит работяга после работы пару кружек пива после работы, да и баста! С товарищами под разговор, иногда и под представление с танцами! Что-что, а формат кафешантанов в Дурбане хорошо приживается.