— Наш теракт, — зачитал он по бумажке, — есть ответ на государственный терроризм Российской Империи! Если Государство считает себя вправе проводить безсудные расправы, действуя наиподлейшими методами, то мы отказываемся признавать этот бандитский анклав государством! Проводя безсудные расправы с нашими товарищами, томящимися на каторге…
Анучин машинально кивнул при этих словах, и на лице его появилось мрачное выражение потомка Кассандры[i].
— … вопреки прежним договорённостям, а также убийства и покушения на убийства политэмигрантов, пребывающих ныне в Европе, Власть поставила себя вне Закона!
— Это Савинков, — поспешил уточнить Ксаверий Эдуардович, и тут же продолжил:
— Дом Романовых — это метастазы в теле нашей Родины, и мы будем безжалостно вырезать их все до единой, не испытывая ни жалости ни сострадания, как не испытывает хирург жалости к члену, поражённому гангреной!
— Гершуни, — уточнил репортёр и снова начал читать, щуря глаза.
— Мы, социалисты-революционеры, обязуемся не преследовать Романовых, которые сложат с себя титул и все привилегии, к нему полагающиеся, откажутся от неправедно нажитых богатств и уедут из России, сменив фамилию и принявшись жить на те средства, которые будут зарабатывать своим трудом!
— В этом что-то есть… — протянул один из гостей, щуря глаза, — из додревних времён, Ветхозаветное и…
Он распрямил плечи, готовый отстаивать свою точку зрения.
— … честное.
— Ну, это вы… — начал Скалон, мотанув головой, — хотя… по здравому размышлению, толика истины всё-таки есть! Жестокой и… хм, Ветхозаветной.
— Да! — очень вовремя прервал их разговор Ксаверий Эдуардович, — революционеры на летадлах улетели, представляете?
— Ого! — брови Посникова вознеслись высоко на лоб, и он ошалело закрутил головой.
— Ого, — согласился Анучин, комкая бороду в кулаке. Сам факт теракта, (притом теракта удавшегося!) совершённый по отношению к члену Дома Романовых, ломает многие политические расклады. Но до сих революционеры не посягали на женщин… и тем паче не обещали вырезать всех (!) представителей Августейшей Фамилии!
С другой стороны…
… первыми перешли черту отнюдь не революционеры! Насилуя в тюрьмах девушек из числа политических, и убивая на каторге и тюрьмах мужчин, Власти ожидали какой-то иной реакции?
А теперь ещё и летадлы! Как, чорт подери?! Как революционеры ухитрились провернуть такое? С момента первого полёта до настоящего дня прошло совсем немного времени, и хоть сколько-нибудь серьёзное производство имеется у Франции, Германии, США и…
… с заметным отставанием и многочисленными катастрофами, скрываемыми от общественности — Британии. Российская Империя, Австро-Венгрия и Италия делают первые шаги к Небу.
Все… все авиационные производства и пилоты, даже любители — сосчитаны. Шпионов, военных атташе и репортёров вокруг каждого завода и аэродрома — больше, чем персонала. А посему… как?!
— Опять ведь закроют газету, — с тоской протянул Посников, — и это как минимум.
Помолчали, переглядываясь и ведя тот безмолвный диалог, который только могут вести давно и хорошо знакомые люди, объединённые какой-то Идеей.
— В печать! — махнул наконец рукой Посников, вставая с кресла с видом Цезаря, переходящего Рубикон, — Лучше сделать и пожалеть, чем жалеть потом, что не сделал!
— Мы принимаем бой… — одними губами шепнул Скалон.
[i] Кассандра — троянская царевна, наделённая даром пророчества и одновременно проклятием — её предсказаниям никто не верил.
Глава 32
— Че-ево, б… — заткнув крик души на взлёте, покосился на невозмутимую Надю и уставился на дядю Гиляя взглядом самого баранистого барана в большой отаре.
— Избирательные права для женщин… — охотно начал тот, ставя бокал с вином на стол, укрытый белоснежной скатертью расшитого хлопка.
— Да эт я понял! — быстро перебиваю Владимира Алексеевича, излишне резко откладывая вилку и нож, — идея социалистических фракций Русских Кантонов, спорная по форме, но верная по существу… передовицы газет я помню! Кто, говорите, поддержал социалистов?
Я весь обратился в слух…
— Староверы, — повторил Гиляровский, щурясь обожравшимся котом и самодовольно поглаживая вздыбившиеся усы.
— Надежда, прошу вас, ущипните меня… — сомнабулическим голосом говорю девочке, — ай!
— Не за что, — пряча смешинки в глазах, отозвалась она, садясь на своё место.
— Староверы… — повторяю ещё раз, но фразы "Избирательные права для женщин" и "поддержали староверы" находятся для меня на разных концах Вселенной. Звучит невыносимо фальшиво и неправдоподобно, так что предыстория, наверное, очень… очень интересная!
— Та-ак… — пытаюсь собраться с разбегающимися мыслями и выбросить из разом вскипевшей головы вовсе уж фантасмагорические версии, — подробности?
— Вы ешьте, Егор Кузьмич, ешьте… — прервала нашу беседу Надя, в глазах у которой таилась не слишком-то скрываемая смешинка, — я сама готовила! Невкусно?
— Хм… очень вкусно, благодарю! — улыбаясь светски, продолжаю трапезу, не чувствуя вкуса. А Надя, улыбаясь лучисто, ведёт беседу в лучших традициях Старой Москвы… и бесконечно далёкую от политики!