Дипломная работа

Единственный, кто получал искреннее удовольствие от своеобразного "парада-алле" по главным улицам города, так это, наверное, только Владимир Алексеевич. Его страсть к театральщине и цирку получила полное удовлетворение. Дядя Гиляй говорит за всех разом, успевая поддерживать беседу и отвечать на приветствия горожан, среди которых он пользуется огромной популярностью.

Если я бы хоть чуть-чуть ревнив к славе, то пришлось бы признать, что Владимир Алексеевич куда как популярней меня! Слава у меня с оттенком мистицизма и опаски, уважают и любят не меня, а какую-то неведомую то ли зверушку, то ли сущность, окутанную ореолом легенд и мифов. Нечто среднее между былинным героем из легенд, пакостливым сидом из британских сказок и христианским святым.

Забавно подчас, но…

… не всегда приятно. Очень мало тех, кто готов видеть во мне Егора или Егора Кузьмича, а не Сорвиголову или Пака с Драконовых гор. Подобной ерундистикой страдают даже земляки из Сенцово, и я бы даже сказал, что отчасти именно они виноваты в подобном отношении.

Оправдывая своё не всегда хорошее отношение ко мне в не таком уж далёком детстве, они понапридумывали себе всяко-разных баек, а потом взяли, да и поверили в них! И ныне я не вполне человек, а скорее персонаж, притом мифологический.

А бывший мой опекун — человек очень земной, зримый и всю жизнь на виду. Биография его необыкновенно увлекательна и в то же время понятна. Глянешь, и вот она — биография из серии Жизнь Замечательных Людей, как она есть. Все жизненные этапы расписаны, оформлены как полагается и лежат на положенных местах.

Да и мэром Владимир Алексеевич оказался хорошим, в самые короткие сроки завоевав народную любовь и поддержку. Управленец из него вышел не идеальный, не без изъянов, но… как политик "переходного периода", или как подсказывает "Альтер-эго" громким шёпотом в голове — "кризисным менеджером", он оказался более чем на своём месте. Сейчас нужен именно такой — не столько экономист и юрист, сколько человек, сполна познавший, что такое коррупция в верхах, проблемы городского "дна" и главное…

… не боящийся резать по живому. А он не боится, хотя и не страдает излишней жесточью. Да и экономика сейчас на подъёме… и не то чтобы это заслуга Владимира Алексеевича, но кому какая разница?! В общем, все шансы на памятник и добрую память у моего бывшего опекуна имеются.

Владимир Ильич с супругой, изрядно похорошевшей после пребывания в Париже. Вернее сказать, она всегда была премилой, но очень уж неухоженной, да и непримиримое выражение, поселившееся на хорошеньком личике, не добавляло ей шарма. Этакая угрюмая бука, глядящая на весь мир исподлобья взглядом несправедливо обиженного ребёнка. А сейчас ничего… очаровательная особа, хотя и очень уж серьёзная.

Наверное, небрежение бытом добавляло семье Ульяновых уважения в нафталиновой среде ортодоксальных марксистов, среди которых немало людей, склонных к аскетизму и едва ли не умерщвлению плоти. Но для публичного политика и лидера крупнейшей (пусть даже и нелегальной) партии Российской Империи требования несколько другие.

Увы… "декларация о намерениях" не предполагает наличия Фиры, отчего, признаться, немного жаль. Хотелось бы познакомить невесту с интересными людьми, да и давненько мы не гуляли вместе вот так, на публике. Но… даже Надежда Константиновна присутствует здесь не только как супруга, но и как член ЦК РСДРП!

Проходя мимо Французского парка, устроенного попечением галльских предпринимателей, Владимир Алексеевич замедлил шаги, вглядываясь в народ, собирающийся перед трибуной.

— Голубчик, — обратился он к одному из охранников, — будь добр — узнай, кто там сегодня выступает.

— У нас, изволите видеть, — повернувшись к Ульянову, начал разъяснять Гиляровский на правах хозяина города, — с недавних пор заведены в Дурбане уголки ораторов, этакие Гайд-парки.

— Да? — живо заинтересовался Владимир Ильич, переглянувшись с супругой, — Признаться, я слышал об этом ещё в Париже, но очень уж информация была противоречивой.

— Дело новое, — улыбнулся Владимир Алексеевич в усы, — не без огрехов! Идея, признаться сырая, так што правим на ходу. Отсюда, думается, и все противоречия.

— Ильин, — доложил подошедший охранник, — из кооператоров.

— Ах, этот Ильин… Не хотите послушать чаяния народные? — осведомился дядя Гиляй у супружеской четы.

— Надя? — повернулся Ульянов к супруге.

— Пожалуй, — деловито кивнула та, — выступление обещает быть интересным!

Нас узнали, но к чести горожан, назойливость в Дурбане считается крайне дурной привычкой. Нашу компанию пропустили вперёд, под самую трибуну, и дядя Гиляй обменялся рукопожатием с Ильиным, представив его семье Ульяновых.

— Известный наш идеолог кооперативного движения, — вполголоса дополнил Владимир Алексеевич, склоняясь к Надежде Константиновне и Владимиру Ильичу, когда Ильин взошёл на трибуну, — некоторые моменты очень спорные, порой и вовсе завирается, но идеи интересные, да и политик многообещающий.