— Что «а»? Какие «а»? — Алла Дмитриевна огляделась, будто подыскивая, что бы еще кинуть с размаху, наткнулась глазами на медленно заваливающуюся сумку с торчащими углами мятых газет и, страдальчески кривясь, уставилась в потолок.
— Выпускной класс! Экзамены! И все, буквально все нормальные девочки едут поступать в институт! Готовятся! Чтобы дальше! Жизнь свою дальше! А ты? Неделя осталась до конца школы!
— Две недели, — хмуро сказала Ленка, подбирая с пола наждачку.
— Не смей огрызаться! Даже тетилюдын Юрка, уж на что балбес и двоечник, уже отправил документы в педагогический!
— Он не девочка.
— Что? — Алла Дмитриевна с недоумением опустила руки, — кто девочка?
— Ты сказала, все нормальные девочки. А Юрка как бы не очень девочка.
— Боже мой, что ты мелешь! При чем тут Юрка! Меня спросят, меня уже спрашивают, куда Леночка. И что я скажу? Что Леночка стала сапожником, да? Ни с того ни с сего, гвозди какие-то. Хлам и грязь, и вообще. Боже, какой стыд!
— Что ты орешь? — крикнула Ленка и пнула ногой сумку. Та упала, вываливая из себя старый молоток с ручкой, обмотанной синей проволокой, и облезлую жестяную банку с гвоздиками. Ленка швырнула поверх рулон наждачки. Встала напротив матери, и теперь они кричали вместе, не дожидаясь пауз.
— Ты хотя б раз мне сказала что хорошее! Похвалила бы за что. Спросила, чего хочу. Надоело, все надоело, уеду нафиг, и пусть с вами бабка живет!
— Светина Лерка идет в медицинский, а туда такой конкурс! Володя из тридцатой — хочет в машиностроительный, Мариванна говорила, два года с репетитором! И даже Юрка!
— Чего ты орешь, а? Чего тебе все не так? Правильно отец тебя бросил тогда! Мало ему мамаши его, так ты еще тут!
— Мало мне этих, тоже мне семья! Так ты еще тут!
— Ей рожать скоро, а ты орешь, хочешь выкидыш, да? Чего ж не волнуешься, что соседи услышат? И Жорик услышит.
— Все, все меня спрашивают, а куда Леночка? Что ты сказала? Про отца ты что только что сказала?
Алла Дмитриевна подняла руки, стискивая их на груди. И дернулась, когда под боком затрезвонил телефон. Не отводя от разъяренной Ленки яростного взгляда, крикнула в трубку:
— Да! Ах, Лену! А некогда Лене!
Трубка с треском полетела на аппарат, подпрыгнув, свалилась, повисая на спиральном шнуре. Ленка рванулась к ней, подхватила, прижимая к уху. Дрожащим голосом закричала:
— Да! Але?
Но там пикали короткие гудки. Сунув ее на полку, Ленка смерила мать взглядом.
— Я…
Та выпрямилась с вызовом. Но телефон снова зазвонил и Ленка успела.
— Да? Да…
— Леник, — вкусно сказал приятный баритон Кинга, — Леник, похоже, на взводе. Что там? И привет.
— Привет. — Ленка вдруг ужасно устала, и еще ей было стыдно, за свои слова об отце, не потому что она пожалела мать, и они не вырвались по злости, она и правда, когда вдруг Алла Дмитриевна начинала кричать что-то такое, совсем бессмысленное, думала, конечно, отец сбежал, наверное, еще и уши затыкал, убегая. А просто это было так, будто она слабая, как в песочнице, «сам такой — сама такая»…
— Это ты мне звонил, только что? — у нее еще оставалась надежда, маленькая.
— Я.
— А…
— Ты с матерью разговариваешь, — сдавленным шепотом возмутилась Алла Дмитриевна, — не смей, немедленно положи трубку!
— Щаз, — ответила Ленка, прижимая пластмассовую чашечку крепче к уху.
— Очаровательная Леле-леница, горда шляхетна полька Гелена, позвольте пригласить вас на поедание кабаньего бока, с запиванием его красным десертным вином, с последующим… Короче, Леник, в кабак поедем сегодня?
— Да. Когда выходить?
— Э-э-э… ну, скажем, к шести у меня, а поедем в восемь. Идет?
— В пять буду. Нормально?
— Вполне. Цемки Ленку в счочку.
— Пока.
Ленка положила трубку и, не глядя на мать, ушла в комнату. Закрыла двери и подперла их креслом, мрачно оглядев ручку, решила — завтра надо щеколду привинтить. В коридоре мамин страдальческий голос призывал телефонную Ирочку.
— Ирочка? Ириша… мне срочно нужно, чтоб ты зашла. Молодые гуляют, да. Светочка утром была в поликлинике, потом Георгий поехал за ней. Такой заботливый. И как они с академкой, я так волнуюсь, Ирочка. Все же оба студенты! А Сергей в гараже. Забежишь? Через час? Прекрасно. Я… Ох… ну, потом, да.
Ленка, сидя в кресле под дверью, подтащила к себе сумку и стала выкладывать прямо на пол свертки и инструменты, все крепко изношенное, потертое, совсем неподходящее к зеркалам в глубине стенки и книжным корешкам на полках. А тут еще за спиной розовая блондинка с большими удивленными глазами. И чтоб каждый гвоздик вколотить, нужно стучать молотком, и еще нужен верстак, чтоб на нем работать с ножом и клеем.