Она вытащила тугой пакет, растрепав, вынула свои новые сандалетки. На слоеной кожаной подошве, с аккуратно вклеенными ремешками. Еще нужно закрепить перекрестья кожаных шнуров, тогда можно надеть и показать, что она не просто дурочка с переулочка, приволокла домой старья замусорить комнату. Но это полдня работы, надо все приготовить, не на коленке же делать, швы на самом виду будут. А она уже согласилась ехать в кабак, это раз. А второе — обойдется мама, чтоб Ленка ей показывала. Потому что получается, вроде оправдывается, а ей совсем не за что оправдываться.
Это был маленький ресторанчик, скорее летнее кафе, столики разбежались по плиточному дворику, затененному густым виноградом на ажурных решетках. Усаживаясь, Ленка стесненно огляделась, отмечая посетителей, и спрятала под стол ноги в старых босоножках. Они вроде и ничего так себе, но тем летом отнесла их в покраску, потому что беленькие и слегка облезли. И в мастерской покрасили их в суровый серый цвет, похожий на борт подводной лодки — всякий раз сердце у Ленки переворачивалось, когда она смотрела в зеркало на мрачные серые ремешки, которые совершенно не желали сочетаться с ее уже летними самосшитыми юбками и рубашечками. Скорее бы доделать сандалики…
— Эскалоп, — Кинг вытянул под стол ноги в светлых туфлях, легонько толкнул Ленкин босоножек, — будем ли мы эскалоп, Оленик?
— А он какой? — поинтересовалась Ленка, расправляя подол полосатенькой юбки.
Кинг повел в воздухе пальцами, что-то рисуя.
— Мясной. Жареный. Или может, антрекот?
— А этот какой?
В арку, увитую сочными листьями, входила пара, девушка высокая, в белом очень коротком платьице и алых босоножках, а еще — Ленку поразило это очень сильно — на плечах лямочки от крошечного кожаного рюкзачка, такого же огненно-красного цвета. Парень с яркой улыбкой на уже загорелом лице двигал стул, наклонялся, что-то говоря. А девушка, улыбаясь в ответ, вдруг пристально оглядела Ленку. И отвернулась.
— Мясной, — своим вольным ленивым голосом ответил Кинг, — жареный.
— Все равно тогда, — отрывисто сказала Ленка, — ты ее знаешь, да?
Кинг отодвинул красную папку, откинулся на спинку тощего стула.
— Ох, дискотики, ничего от вас не скроешь. Сама от горшка два вершка, а просекла. Как думаешь, а этот ее пассажир, он понял?
Ленка украдкой посмотрела на парня, тот по-прежнему сверкал улыбкой, открывал такую же папочку, что лежала на каждом столике. Покачала головой.
— Нет. Ну мне кажется так, что нет. А она… На тебя не стала смотреть, а на меня только. А чего я ей? Она вон какая красивая. Значит, смотрела, кого ты привел.
В дальнем углу закурлыкал магнитофон, что-то такое совсем ресторанное, и Ленке захотелось, чтоб вовсе была другая музыка, а еще лучше, чтоб вообще все другое. Она снова сердито подумала, дура Светка, был бы у нее Петичка, длинный и загорелый, под парусами, и они вместе уходили бы на яхте, оба в белых шортах, а вокруг зеленая прозрачная вода… Ленка хотела бы такого себе. Такой жизни. Ну не с Петичкой, конечно.
— На море завтра метнемся, задумчивый Леник-Оленик? — Кинг сидел красиво, вполоборота, кинув через спинку стула мощную руку с полураскрытми пальцами, упирая в плитки расставленные ноги. Перед этой красуется, с рюкзачком, поняла Ленка.
— А ваша Семачки, она с кем-то сейчас лямуры крутит? Надо же Димону телку подогнать, чтоб не скучал, а я всех блядей обзвонил в записнухе, все заняты.
— Я у тебя тоже в этом списке, да? — усмехнулась Ленка.
Кинг покачал темной головой, красиво улыбнулся.
— Ты у меня в другом.
— Где супербляди?
— Нет, где шляхетны польки. И там в списке одно только имя и один телефон.
Кинг перенес руку со спинки стула на столешницу, подвинул пластмассовую вазочку с бумажным цветочком, нагнулся, чтоб говорить тихо:
— А дерзить мне не нужно, Леник, а то накажу. Возьму плетку и всю кожу с задницы спущу, сидеть не сможешь.
— Да я не дерзю, — печально сказала Ленка, — не надо спускать, я и так тебя боюсь. А с Семачки мы поругались. Наверное, уже навсегда.
Тайком она смотрела, правильно ли все сказала, и так же украдкой перевела дух, да, верно. Услышал — она его боится, и сразу злость прошла. Но в будущем, осторожнее, Ленка Малая, дала она себе мысленный подзатыльник, никогда, ни-ког-да не забывай, что это Сережа Кинг, а не просто какой-то парниша с дискотеки.
К столу, наконец, подошла официантка, вынимая из фартука растрепанный блокнотик, хмуро осмотрела Ленку и та закатила глаза, но — мысленно. Процитировала в голове фразу из мультика, очень подходящую, «шо, опять?». И загрустила, потому что это была их с Рыбкой любимая фразочка.
— Лорик, — с упреком сказал Кинг, — мы с Ленкой сидим-сидим, а ты не идешь к нам. Ждешь, когда помрем с голоду? Значит так, нам антрекот, и эскалоп, толстые и вкусные. С жареной картошкой, и много зелени. Мне — стакан сметаны, минералку. Ленке — триста грамм белого сухого и сок. Какой, Оленик? Виноградный, Лоричек.