— Димочка, ты ж обещал. Давай спать.
— Ладно, — неожиданно мирно согласился тот и через несколько секунд захрапел, переглатывая и ударив Ленку по плечу уже спящей, непослушной рукой. Она отодвинулась на самый край, туже стягивая на груди тонкое покрывало, закрыла глаза, желая, чтоб утро наступило скорее, и боясь его, наполненного безжалостным дневным светом — надо будет смотреть на всех, а еще ехать, и после говорить с мамой. И оглохнуть, когда к вечеру зазвонит телефон, потому что куда ей теперь, с ангелом Валькой, после ночи на Ларочкиной даче с двумя мужчинами, с одним был секс, а с другим она спит в одной постели.
Мысль о Панче была такой острой, что у Ленки закончилось дыхание, несколько мгновений она лежала, раскрывая рот, как рыба, и после устала так, будто плакала несколько дней, и внутри все стало пустым, выплаканным до синяков на душе. С этой пустотой она приготовилась ждать утра, глядя в высокий белый потолок широко раскрытыми глазами, и заснула, сведя брови и скривив губы в болезненной гримаске.
Глава 44
Ленке снилась бухта, полная розовых ракушек, их выносила на гальку сверкающая вода. Они с Панчем бегали, оскальзываясь на круглых вертких камушках, собирали разбитые морем пузатенькие раковины с ажурными дырами на алых блестящих бочках. А потом поднимали вверх руки, свешивая с пальцев ожерелья ажурных раковин, смеялись, когда те звенели, ударяясь друг о друга. По лицу Панча бежали нежные алые блики, и он был таким красивым, с черной витой прядкой, что свешивалась вдоль скулы, змейкой ложась на шею.
Ленка смеялась, потому что они вместе, и никогда не расстанутся, и он так хорошо и вольно дышит, без всяких злых хрипов, а даже если что и будет, она обязательно позаботится о своем Вальке, ведь обворожительная Вероника научила ее, и как хорошо, что доктор Гена тогда позвонил и все узнал. Пусть позвонит еще, расскажет Веронике, что Ленка хорошая, просто немного запуталась, Вероника, конечно, поймет, и передаст послание Панчу, чтоб он просто чуть-чуть подождал, не обижался и не расстраивался.
Солнце сверкало на сверкающей воде, летали от раковинных ожерелий нежные блики, прыгая по круглым камешкам. И все оказалось просто, все решилось, и Ленка, смеясь, почти плакала от облегчения и счастья. Как хорошо, что все позади.
С моря пришел, становясь все громче, треск лодочного мотора, перебился шагами и громкими голосами. И Ленка, открывая глаза, выпала из сна, неумолимо и быстро, скривилась, отчаянно желая остаться там, не просыпаясь в пришедшее утро. Но шаги звучали совсем рядом, казалось, это уверенно ходит солнце, стукая безжалостными лучами, чтоб доказать — ночь прошла, наступил новый день. А сон остался в ночи, и цепляй его пальцами или хватай руками, тоже утекает в прошлое.
— Ого, — в голосе над ее головой было удивление и показалось или нет, раздраженная досада, — нормально вы спелись, сладкая парочка. Ну что, валяться будете, или выйдете с нами кофе пить? Димон! Димон, епт, я с тобой говорю!
Ленка открыла глаза, натягивая к подбородку сбитую простыню. Посмотрела на Кинга поверх руки Димона, которая лежала на ее груди. Моргнула, боясь поворачиваться, чтоб увидеть, как там ее новоиспеченный кавалер. Димон кашлянул, пробормотал что-то, резко убирая руку, повернулся и сел, тряся головой. Посмотрел на Ленку мутными, совсем еще сонными глазами и бухнулся снова, навзничь.
— Придем, — пообещал хриплым голосом, — вы там это. Чайник там. А мы щас.
— Ну-ну, — с неопределенным выражением ответил Кинг, и ушел, сильно ступая по деревянным половицам. В утреннем пустом дворе закричал вверх:
— Ларочка, сердце мое, давай вниз мухой. А то мне одному тут скучно.
В бухте каталась моторка, выла и умолкала, после снова взревывала, и оттуда слышался женский смех и мужские голоса. Что-то щебетала Ларочка, спускаясь по лестнице и выходя мимо распахнутых дверей сразу во двор.
Ленка повернулась, натыкаясь взглядом на блестящие светлые глаза, которые следили за ней.
— Не ссы, — шепотом сказал Димон, — щас Серый еще заглянет, точно. Я его вижу, ходит там. О!
Он придвинулся, облапив Ленку поверх простыни, навалился, тыкаясь губами куда-то в шею. Она напряглась, незаметно удерживая тяжелое тело, чтоб не придавливал грудь.
— Может, хватит уже кувыркаться? — в голосе Кинга, который встал в распахнутых дверях, уже явно звучало раздражение, — я вам кухарка, что ли? Молодожены, едит твою. Леник, ты бы умылась, а то после вчерашнего…
Ленка села. И свирепея от злости, светленько улыбнулась, обнимая Димона за толстую шею.
— Встаем, Сережа. Сейчас выйдем.