Ленка молчала, думая, как быть. Нельзя идти к нему домой. У нее был Валька и теперь никаких кингов быть не может. Она тряхнула головой, испуганно подумав о Жорике, но мысль эта была липкой, болезненной, и продлевалась туда, к сестре Светище, и к ее нынешнему состоянию, что делало ее невыносимой, потому думать ее нельзя. Так вот, больше — никого. Никаких кингов, никаких димонов. Никаких забеганий в гости. В квартиру, где постоянно разобрана широкая тахта, закиданная подушками и смятыми простынями. Но сказать это прямо значит нарваться на неприятности. Очень большие. Но как-то же надо сказать. Или попытаться потихоньку уйти в сторону, пусть развлекается с Ларочкой и выясняет отношения с Семки.
— Понятно, заходить ты ко мне не собираешься, — как ни странно, голос Кинга не изменился.
Ленка потихоньку, с надеждой, перевела дыхание. А может она зря так трусит? Не совсем же он чудовище, ну да, бабник, но если, к обиде Ленки, у него баб, по рыбкиному выражению, шо грязи, то что ему с одной несчастной Малой, выкинул и забыл.
— Тогда встретимся на нейтральной территории, — бодро продолжил Кинг, и стало слышно, как он заворочался, потягиваясь, и зевнул, сладко, — часов допустим, в семь, на ленте, рядом с «Морозкой», треснем по молочному коктейлю. Винища не предлагаю, хватит с тебя Ларочкиной дачки, повеселила. Ну и денежный вопрос обсудим.
— Сереж, мне вечером надо дома. Ну, тут дела… всякие…
— Будешь, ледышка, к девяти будешь, идет?
— Хорошо. Но только в городе будем, да? Чтоб никуда не ехать.
— Не поедем, — заверил Кинг, — да я и Димчика по делам отправил, а то думаю, еще полезет к тебе свидание назначать, у-у-у, донжуан задрипанный. Чуть не отобрал у меня маленького Леника! Ладно, шучу. Просто прогуляемся, вдвоем. Сто лет не ходил с девушкой по городу, летом. Ностальжи, прям. Предвкушаю.
— До вечера, — попрощалась Ленка.
В пять часов она надела вытащенный из сумки сарафан в крупные розы — красные по зеленым листьям. Подумав, сунула ноги в новенькие сандалики, залезла на табуретку, выпрямилась, разглядывая переплетенные по щиколоткам ремешки. Красиво. В кресле лежали кожаные смешные крылышки, но их пристегивать Ленка не стала. Подумала грустно, если бы Рыбка тут с ней, то нацепила бы, и шла по городу, держа подружку под локоть, чтоб не бояться удивленных и насмешливых взглядов.
Спрыгнула с табурета, подошла, беря крылышки в руки. Если без Рыбки, то когда-нибудь она пройдет по городу в крылатых сандаликах, а рядом будет идти Валик Панч, и вместе они будут смеяться.
Хмурясь мечтам, вытащила сумку и засунула туда крылышки, на самое дно. Пусть будут. Мало ли. И взяв авоську с продуктами для сестры, вышла в тихий, томный вечер, полный стрижей и желтого солнца над розовыми кустами.
Кинг ждал ее на углу нарядного двухэтажного дома с верандой, обнесенной перилами с белыми пузатыми столбиками. Стоял, прислонясь плечом к пятнистому стволу платана, сунув большие пальцы за широкий кожаный ремень с щегольской заграничной пряжкой. Затененное густой зеленью лицо украшали зеркальные очки-капли, а ворот цветной рубашки был расстегнут на одну лишнюю пуговку. Не так, чтоб до пупа, но видна мощная грудь в дымке темных волос. Впереди Ленки две девушки замедлили шаги и стали смеяться очень громко, подталкивая друг друга локтями и что-то восклицая. Ленка грустно узнала в них себя и Рыбку.
Кинг благожелательно осмотрел барышень и широко улыбнулся, поднимая в приветствии сильную руку.
— Леник! Радость моя!
Девушки молча оглянулись, с явной завистью меряя Ленку глазами.
Вдвоем встали в небольшую очередь, к серым трясущимся автоматам за прилавком, где командовала хмурая тетка в белом переднике и косынке. Выслушав, сунула куда-то в глубину большой алюминиевый стакан, и машина послушно затряслась быстрее, разбрызгивая мелкие белые капли. Кинг, приняв два высоких стакана, полных пышной молочной пенки, вышел на веранду и, подав один Ленке, расположился у перил, прикусывая зубами трубочку.
— Красота! Еще бы клубники сюда, ледяной, или вишенок, да, Леник?
Ленка тянула холодный сладкий напиток, положив на перила сумку, в которую после визита к сестре утолкала пустую авоську.
— Еще будешь? Или потолстеть боишься? Ладно, допьем, прогуляемся, побазарим. А давай на гору поднимемся? Давно была наверху?
— В школе еще. Урок мужества, такое всякое.
Напившись, они медленно прошли к лестнице и стали подниматься, останавливаясь на просторных площадках и глядя на город, который оставался внизу и открывался все шире глазам.
— Хорошо, — говорил Кинг, придерживая Ленкин локоть, — смотри, вон на морвокзале катер, мы с тобой на косу ни разу не поехали. А там классно. Была?
— Была. Там у папы с работы пансионат, мы по путевке были.
— Вот керчанка, везде была. И не удивишь тебя. Ну что, не устала? Последние сто ступенек.
Он отставил локти и быстро пошел вверх, мерно работая коленями в светлой джинсе. Ленка шла рядом, мелькали под широким подолом новые сандалетки. Кинг с интересом посмотрел, зацепил ленкин подол, поднимая выше.
— Ого, какую урвала себе обувку. Батя привез?