Дискотека. Книга 2 [СИ]

У нее было ощущение, что Кинг поставил на ней какое-то клеймо, и его всем видно. Вдруг пришло воспоминание, как выпал в феврале снег, очень много, а потом случилось февральское окно, совсем теплый, очень солнечный денек, и они втроем сбежали с уроков, поехали в старый парк и там, постелив на мягкие сугробы свои зимние пальтишки, легли вповалку, подставляя лица тихому яркому солнцу. Рыбка, Семки и Малая. Валялись, ели конфетки — морские камушки, изюм в разноцветной глазури. Рассказывали друг другу о своих собственных приключениях, которые были у всех троих, то есть просто вспоминали их вслух, хохотали, и удивлялись тому, как им удавалось из таких ситуаций выпутаться живыми и невредимыми. Про гараж, да. Они тогда вспомнили, как ездили на гаражи и там праздновали день рождения Строгана, была куча дискотечного народа, кто-то подрался у задней стены снаружи, кто-то пел диким голосом на крыше, топая и гремя цинком и шифером. А они втроем благополучно явились, танцевали со всеми, пили сухое вино, бегали писять в дальний конец гаражей, где плескала за маленьким причалом ленивая зимняя вода. А после ушли, разгоряченные, с блестящими глазами и пылающими щеками, отбившись от всех ухажеров и еле успев на последний автобус. Насмеявшись, Рыбка тогда подытожила воспоминания торжественным голосом:

— Вы только не ржите, девки, щас правду скажу. Мы еще в девушках гуляем, потому и проскакиваем мимо всяких жоп.

— Наша девственность нас бережет, ура и ура, — подхватила Ленка, укладывая ногу на ногу и черпая горстью почти теплый, как мягкое мороженое, снежок.

— Да, — обиделась Рыбка, — чтоб ты знала, Малая, так и есть. А когда трахнемся, лафа кончится. Мне сеструха говорила.

Они тогда вместе расхохотались, но сейчас, после общения с Жориком Ленка подумала, наверное, Рыбкина сеструха права, потому что все ужасно сильно изменилось. И ведь назад не вернешь, нужно привыкать и как-то учиться жить свою новую жизнь.

Снова пришли испуганные мысли о поликлинике, о неполученных результатах, и голову заломило так, что заныли зубы. Вот черт, в ужасе подумала Ленка, а вдруг этот скотина… И ведь, только сейчас она поняла, никому нельзя сказать. Про это. До альбома, в котором есть их фотография, стоят, обнимаясь, такие оба счастливые, Ленка может быть устроила бы грандиозный скандал, потому что ее сестра достойна хорошего мужа, а не этого, этого вот, гаденыша Жорика. Но как можно ей это говорить, если она, кажется, всерьез его любит?

— Господи, — прошептала неверующая атеистка Ленка, снова садясь на колючий палас, не зная, что там дальше, да и не хотела дальше, просто повторяла привычное с детства, что говорили, не задумываясь, вперемешку с чертыханиями, — Господи, Господи…

В квартире стояла благостная летняя тишина, такая сонная, что крики детей и лай собачек слышались, будто из коробки с ватой. Жужжала одинокая муха, пролезшая через натянутую на окне марлю. Зазвонил телефон, Ленка сжала кулаки, притискивая их к груди. И осталась сидеть, зажмуриваясь.

Когда, наконец, звонок кончился, через целую вечность, встала, нашарила на полке растрепанный блокнот, вытащила из него сложенный вырванный листочек. В коридоре устроила его на полке, и, останавливаясь, набрала межгород, выслушала треск, писки и длинные далекие гудки.

— Алло? Феодосия? Травмпункт? А Геннадия Ивановича можно? Он на смене? Да, я подожду.

Муха прожужжала, удаляясь в сторону маминой комнаты. Ленка посмотрела на себя в зеркало и с отвращением отвернулась, отводя глаза.

— Да? Геннадий Ива… Гена? Это Малая. Лена Малая, из Керчи. Да. Ну вот. Короче, мне нужна твоя помощь. Очень. И поговорить. Можно я приеду? Гена, а можно, туда, в ту квартиру, на несколько дней? Хорошо. Нет, не звони мне. Я сама. Лучше утром, только пораньше. Чтоб я завтра уже. Поехала. Да нормально. Живая, говорю ведь с тобой. Я расскажу. Все. Пока.

Она положила трубку. В ушах все еще звучал густой, уверенный докторский голос. Он ей обрадовался. Думала, насторожится, ведь тогда обругал, вот, сказал, прибежишь за помощью. Она тогда поклялась, что не прибежит. Но пришлось. Но он не стал ругать, или напоминать. Просто обрадовался.

Ленка ушла в комнату, огляделась, собираясь с мыслями. Решительно подошла к креслу, дернула из-под вороха вишневый сандаль, оглядела с раскаянием, как будто он забытая и некормленая зверушка. Уселась за стол, располагая перед собой обувку, и вытащила из ящика коробку с дратвой иголками и тяжелым куском воска.

Конечно, Гена тоже козел, как все они козлы, но во-первых, похоже, что Ленка лучшего не заслуживает, а второе — она постарается с ним справиться. А если и он начнет ей наливать вина, и говорить прекрасные слова, она это вино выльет ему на башку. Потом. Когда порешают ленкины неотложные дела, из-за которых она не может начать жить.

Глава 45