Дискотека. Книга 2 [СИ]

— Жэтем, жэтем, — повторяла Ленка незнакомое слово, внутри все сжималось, мягко и тоскливо, а голова кружилась, и было так хорошо, что полно впереди времени, можно плыть по течению, сидя, почти лежа, с подушками под усталой спиной, и голова запрокинута, так что в глаза входит солнце, которое наполнило заоконное пространство жарким летним светом, но тут жара не страшна. Вокруг солнца — зеленые ветви гибискуса и акации, рамкой, будто солнце решило сфотографироваться на память. И как же здорово, что Жорик оказался совсем нормальным парнем, теперь Ленке стыдно за то, что она так его невзлюбила, надо ему об этом сказать. Хотя Петичка тоже прекрасный, но он сильно бухает, разве же Светке нужен такой, совсем керченский пацан, с керченскими заморочками, она вон какая, ее сестра, как японочка с импортного календаря. Скорее бы она родила свою малявочку, и Ленка будет катать ей коляску и вообще дружить с ними, всеми тремя. И с Петичкой.

Поднимая тяжелую голову, она попыталась рассказать Жорику о своих планах, но голова не хотела подниматься, а только сваливалась с подушки набок. И это было хорошо, потому что она стала совсем пустой и в ней перестала крутиться мысль про Валика Панча, который уже звонил Ленке, и наверняка будет звонить еще, а она даже не может сказать ему, чтоб перестал. Потому что это ведь значит…

Но что это значит, Ленка затруднилась объяснить, напоминая себе, что ее голова пуста, и этим нужно пользоваться, дать ей отдохнуть, чтоб не сойти с ума, а уже с завтрашнего дня она совершенно точно начнет новую жизнь, ужасную, невыносимую, но придется. Не болтаться же дальше, ожидая непонятно чего.

С пустой головой, полной неясных теней и медленной музыки, Ленка закрыла глаза, с тихой благодарностью Жорику, за то, что сидит рядом, за то, что оказался мирным и хорошим, таким — другом, почти братом.

Перед закрытыми глазами проплыл, свесив лямочки, ее мокрый купальник, и она вспомнила, что было ночью, и утром, открыла глаза, морщась и нащупывая пуговицы халатика на груди. Расстегнутые. Села, моргая и с нарастающей паникой дрожащими пальцами стягивая распахнутый на коленках халат. Комната была пуста, желтое солнце лило за спиной мягкий и густой свет, чуть слышно пищало что-то в магнитофоне, щелкало, дергая остановленную кассету. У Ленки бухнуло сердце, во рту пересохло, она повернула голову, которая сильно кружилась. Что-то показывали часы на полке, медленно открылась дверь, в нее вошел Жорик, и натыкаясь на Ленкин взгляд вдруг быстро отвел глаза, а губы под усами сложились в усмешку, такую — непонятную.

— Я что? Я заснула? — голос был хриплым, и Ленка прокашлялась, сжимая колени и натягивая на них подол.

В голове все вертелось, тыкаясь в виски острыми краешками догадок, но она не желала их думать, держась глазами за длинную сутулую фигуру. Вот подошел к полке, поправил на ней стопку журналов, потом подвинул часы, и все отворачивался, пряча лицо.

— Гера, — сказала Ленка, — я что? Мы что тут?

— Ой, — недовольно отозвался Жорик, дернул худым плечом, — Малая, только не надо этого вот, прикидываться не надо, ладно? Ах, я не помню ничего.

— Чего не помню? Чего не помню, ты? Скотина! Чего я не помню?

Она закричала, вскакивая, и замолчала, ударенная острой головной болью. Качнулась, спотыкаясь о сброшенные тапочки, но устояла, поднимая подбородок и кусая губу, чтоб боль была в ней, и оставила в покое голову.

— Заснула! Да! — Жорик тоже крикнул в ответ, повернулся, опуская руки. В вельветовых джинсах, в той самой рубашке с вышитыми кармашками. Смерил Ленку презрительным взглядом. И сказал уже нормальным голосом, осторожным, будто нащупывал им что-то в потемках:

— Да. Выпила и как закемарила. Я тебе, Лена-Лена, а ты дрыхнешь, без задних ног. Ну я пошел, посуду вымыл там.

— У меня халат, — потерянно сказала Ленка, водя руками по пуговицам, — расстегнут, почему он?

— Откуда я знаю? — Жорик схватил сумку, стал засовывать в нее какие-то мелочи, журнал с завернутыми страницами, пару кассет, — мне к Кольке пора, я обещал, отнести. Ты дома будешь? Такое впечатление, что тебе неделю спать не давали, отрубаешься на ходу. Шла бы выспалась, что ли.

Встал у двери, переминаясь. Ленка прошла мимо, сторонясь и пытаясь выловить в голове хоть какие-то воспоминания. В комнате сняла с крутящейся до сих пор пластинки рычажок, уложила на подставочку, щелкнула тумблером. Проигрыватель с облегчением перестал шипеть и потрескивать. В коридоре хлопнула входная дверь, загремел, поворачиваясь, ключ.

— Вот блин, — беспомощно прошептала Ленка, прислоняясь к холодной полировке мебельной стенки.

Было страшно думать о том, что в соседней комнате что-то было, и она снова не помнит. Перед этим выпила три бокала вина, получается, почти сама выжрала бутылку? И Жорик, сидел рядом, заботливый такой, наливал ей, совал конфетку. Скотина. Ну да. А сама? И что вообще делается?