Ленка взяла комок с красной кляксой на боку. И вышла, косясь в сторону прихожей и подумав испуганно, а вдруг сейчас родители его, а она тут, в трусах. С простыней.
В ванной она быстро помылась, дрожащими руками набирая ледяной воды. Оглядела висящие на крючках чужие полотенца. Вытерлась краем многострадальной простыни и, положив ее в ванну, открыла кран на полную. Минуту стояла, глядя, как вода пятнает складки, потом схватила, хмуря брови, стала выполаскивать красное, отжимая неудобный край ледяными руками. Пашка постукал в двери.
— Ленуся, открывай. Ты там все? Мне надо тряпку взять, блин диван все ж выпачкали.
— Сейчас, — сказала она, торопясь и комкая мокрую простыню.
Снова бросила ее в воду. И открыла, вытирая руки краем чужого полотенца.
— О, — сказал Пашка, — отлично, ну я как раз сейчас замою там пятно, на диване, и кофе будем. Ты кофе хочешь? А пожрать?
— Я домой хочу.
— Я провожу. Только давай сперва кофе, а то у меня глаза закрываются совсем. С этими ночными забодался совсем.
Он ходил по кухне, снова в джинсах, с расстегнутой пуговицей и небрежно захлестнутым ремнем, а Ленка сидела на холодной табуретке, одетая, сидеть было неловко, будто на горке камней, подумала вдруг, и не поняла, что на нем за трусы, так закрывала глаза. И вообще, это все, что ли? Вот это, что было сейчас, а потом простыню вместе стирали в три раза дольше, чем лишались невинности, это и был тот самый решительный шаг?
— Чего смеешься? — Пашка сел напротив, заглядывая ей в глаза, и Ленке немедленно захотелось лицо тоже во что-то одеть, как будто оно голое и так нельзя.
— Я не смеюсь.
— Ну, ты не плачешь? — уточнил он, — ты как вообще, нормально?
Внизу старенькая Элька внимательно обнюхивала Ленкину голую ногу и вдруг грозно залаяла на новый запах.
— Паш, пей скорее, а? Мне, правда, надо домой.
— Уже, — Пашка вскочил, засуетился с чайником и туркой, — а зря не хочешь. Конечно, если б май, когда совсем тепло, смотаться на пляж, то се, ну в смысле не дома, но раз так случилось, чего жалеть, правда? Не жалеешь?
У него и правда было сонное, усталое лицо, и Ленка покачала головой отрицательно.
— Не жалею.
— Вот и класс, — успокоился Пашка, — я щас и Эльку заодно выведу, а то обоссыт пол в туалете.
Идя с ним вдоль дома и кивая соседским старушкам на лавочках, Ленка подумала с удивлением, она и правда, не жалеет. И не потому что понравилось, чему тут нравиться-то, сплошной кошмар и черти что, но толку жалеть, что стало, то и стало. В подъезде Пашка обнял ее, целуя в нос, потом в щеку.
— Мне пора, Ленуся, завтра увидимся, да? Я позвоню.
И тут Ленка вспомнила, важное. Встала на цыпочки, поближе к его уху. А сверху кто-то кашлял и гремел прутьями перил, видимо курил на площадке.
— Паш, я не залечу? Ты все правильно сделал же, да?
Ей не понравилось, что Пашка секунду помялся, но ответил он бодро, шекоча ухо губами и прижимая ее к себе:
— С ума сошла? Конечно, все путем, я ж в тебя не кончал.
— Лена, — нервно сказала мама, — как хорошо, ты рано, нужно перемыть посуду, Господи, вот не было печали, еще этот праздник, как мне все надоело! И ведь все на мне, все на мне.
— Я вечером.
— Как вечером? — испугалась Алла Дмитриевна, вытирая руки кухонным полотенцем, — мы не успеем ничего! А еще ужин!
— У меня голова болит, я полежу.
— Таблетка, Лена, выпей и пройдет, может. И посуду…
— Я полежу, — металлическим голосом сказал Ленка, — потом помою.
Она закрыла двери и подперла их креслом. Двери тут же громыхнули, кресло отъехало, показывая в проеме мамино лицо.
— Лена! Я не понимаю, как ты можешь? У нас такой день был. А ты!
— Дай. Мне. Полежать! — сказала Ленка, снова придвигая кресло и договаривая в узкую щель, — оставь меня на час в покое, ладно? А то повешусь нахрен.
— Вылитая Елена Гавриловна, — звонкий от обиды голос удалялся в кухню, — ну прямо один в один. За что же мне такое…
Ленка легла, плотно укрываясь одеялом, подоткнула его со всех сторон. Прислушалась к ноющей боли внизу живота, вполне терпимо, при месячных болит намного противнее. Особенно если не вспоминать, как было больно, когда он — коряга, и как она орала, просто как последняя дура. И вообще, пока мама там в обидах включила телевизор и слушает какие-то частушки с гармонью, Светка с Жориком уехали к друзьям, а папа зависает в гараже, нужно полежать в одиночестве, потому что больше негде. Если бы так не болел живот, ну вообще, если бы не это вот, что случилось, Ленка плюнула бы на всех, села в автобус, уехала на окраину, где старая крепость, и там ходила бы по апрельской траве, глядя с развалин высокой стены на пролив и медленные корабли мимо. Но там сейчас наверняка бухают всякие компании, так что тоже не фонтан. Дома лучше. Если никто не трогает.
Она закрыла глаза. Можно уйти так, лежа под одеялом. Она знает, есть такие места. Например, маленькая тайная бухта…
— Нет, — шепотом сказала она.