И ушла. А Ленка сунула коробку под тряпки и постаралась забыть, но все равно иногда доставала, будто надеялась, что, лежа в хрустящей бумаге, дивные сандалии с крыльями волшебно выросли и налезут на Ленкины ноги.
Но они оставались прекрасными и маленькими. А еще — незаменимыми. Потому что Греция страшно далеко, и папин пароход попал туда совершенно случайно, суда из Керчи не ходят в те порты.
Она погладила пальцем упругую кожу, повертела, разглядывая толстые крученые нитки, снова прочитала на картоночке гордую надпись «хэнд мейд», вздохнула и сложила красоту под крышку. Она для отца все еще десятилетняя девочка. И как с ним говорить? Да ну.
А девочкой она перестала быть давно. И вот сейчас стала женщиной.
Ленка снова подошла к окну, приблизила лицо к холодному стеклу, и злясь на себя, снова посмотрела на свет за желтой шторой. Синяя ей нравилась больше. Интересно, он дома? Или там родители? Пашка говорил, у них телевизор в комнате маленький, старый, и когда его нет, они сидят в большой, смотрят цветной телик. И чего Ленка хочет? Чтоб Пашка сидел дома, слушал музыку, валяясь на том самом диване, и знал, что через двор светится ее окно? Или чтоб его не было, а значит, он на дискотеке, танцует с кем-то медленный танец, смеется, прижимаясь и шепча на ухо. Или эта кто-то сидит на пружинистом сиденье в старой уютной кабине. Едут к морю. Туда, где цветет терн на травяном склоне. Над светлым песком.
— Фу, — шепотом сказала себе Ленка, окончательно расстроившись.
Дернула штору, отходя. Тайная мысль, идя по следам тех, которые она сейчас думала, ступая от невозможности поговорить с отцом, через неправильные сандалики для девочки, которая выросла, к мысли о том, что Ленка — женщина, пришла, наконец, и встала перед ней. Месячные. Они должны прийти через пару дней. А вдруг их не будет? А вдруг она все же залетела? Пашка не стал пользоваться резинкой, как-то все вышло быстро и скомканно, Ленка же в первый раз, а он опытный пацан, но! Когда спросила, все же замялся, не сразу ответил.
Она пошла к шкафу, вытащила многострадальную медицинскую энциклопедию, снова подперла креслом дверь, и села, листая страницы на букву «б», оттуда перешла к букве «п». А через минуту взялась за щеки, слушая, как нехорошо застучало сердце. Преванный половой акт, равнодушно рассказывали мелкие буковки, не обеспечивает стопроцентной гарантии предохранения, так как семяизвержение может частично происходить во время акта еще до полной эякуляции.
— Лена!
Ленка дернулась, захлопывая книжищу. Кресло, упираясь ножками, отъехало от двери, показывая в проеме мамино строгое лицо.
— Ты не слышишь? Там к тебе пришли. И что за моду взяла — закрываться от всех?
— Кто? — обрадованно спросила Ленка, соскакивая с дивана, поправила волосы, думая, нос, наверное, красный, черт, надо ж было пудреницу из сумки…
Но мама уже ушла в кухню, и за полуоткрытой дверью слышался ее укоризненный голос.
В прихожей стояла Викочка, переминалась, поддергивая под курткой сползающие джинсы.
— У нас телефон не работает, — сказала вместо здрасти, оглядывая Ленкино расстроенное лицо, — а я завтра на УПК весь день. На дискарь поедем, Ленк? Там завтра тематический, типа весенний бал. Наверное, прикольно.
— Да. Чего стоишь, заходи.
— Нет, — Викочка мизинцем потрогала блестящие розовые губы, — я с Валеркой, он уезжает завтра, утром. Мы с ним походим. В городе. Ну так. А завтра, давай, да?
— Хорошо.
Семки внимательно смотрела. Потом взяла Ленкин локоть.
— А выйди в подъезд? На минутку.
В подъезде было темно, снова перегорела лампочка, забранная толстой решеткой, и из входа светил далекий фонарь, блестели Викочкины глаза.
— Я спросить хотела. А вы там с Пашкой чего?
— В смысле чего чего?
— Ну… — блеск пропал, Викочка повернулась к фонарю, потом снова блеснула глазами. От нее пахло духами и сигаретой.
— Ну, вы встречаетесь, что ли, по-серьезному?
— Не знаю я, — с сердцем сказала Ленка, — вон видишь, не приходит, вообще.
— Так он, — странным голосом ответила Викочка и замолчала, будто споткнувшись. Потом спросила напряженно:
— А у вас ничего не было такого? Ну…
— Викуся, я блин вообще не понимаю, ты о чем? Спроси уже толком!
Семачки помолчала. В полумраке Ленке было совсем непонятно, какое у нее на лице выражение. Признаваться ей, что случилось с Пашкой, Ленка не хотела. Да еще и в холодном темном подъезде. На то была тысяча причин, разных. Семачки могла обидеться непонятно на что. А еще могла побежать и быстренько лишиться невинности, лишь бы от Ленки не отставать. И после им с Рыбкой придется решать Семачкины проблемы, ведь она младшая, а значит, они за нее отвечают. И еще Викуся могла трепануть своему Чекицу, а он Пашке друг. Вот незачем Пашке знать, что девочки бывает, делятся друг с другом совсем личными вещами.
Так что Ленка молчала и ждала. И напротив так же молчала Вика, поблескивая глазами.
— Ну ладно, — наконец, сказала Семачки, — если все, как раньше, пойду я. До завтра, да?
— Ой. Семачки, а вдруг я завтра не смогу. На дискарь. Я позвоню Рыбке, если не пойду, хорошо?