Дискотека. Книга 2 [СИ]

— Я уже бухая была, так, неслабо. А он прям с лица спал, ты говорит, что, издеваешься? А потом засмеялся и говорит, а ладно, давай тогда нажремся. Ну и мы нажрались. Как те свиноты. Я потом рыгала в кустах. А потом он рыгал. Это уже когда мы на море сидели и бутылку взяли с собой. Я испугалась, что он там в кустах свалится и заснет нафиг. Но он купаться пошел. Голый. Блин, луна светит, ветер еще, холодно прям. А Ганя как слон, рычит там и плещется. Мокрый. Потом еле джины натянул, на мокрые ноги ж. Кино, вино и домино.

— Не судьба значит. И не жалей, Оль.

— А я не жалею. Вот только он потом, когда уже в подъезд меня, то засмеялся и говорит, все равно, Рыбка, будешь моя, никуда не денешься.

— Хы. Похоже, они все это говорят. Бока мне тоже, помнишь?

— Бока уголовник. А Ганя все же не совсем потерянный. Нет?

В вопросе звучала надежда, но уже какая-то безнадежная. А Ленка, тоже вытягивая ноги в вельветках и посматривая на свой далекий подъезд, думала, вот как интересно, пропащий Ганя подсуетился насчет шампанского и даже цветов, чтоб все красиво. А ласковый Пашка рассказал, что скоро на работу и вообще, давай стирать простыню. И не поймешь, чья ситуация лучше. Еще — у Ольки любовь. А Ленка — так.

— Чего фыркаешь? — поинтересовалась Рыбка.

— Анекдот. Про зануду, помнишь? Которому проще дать, чем объяснить почему давать не хочешь. Это как раз наша с Пашкой ситуация, вдруг подумала я. Слушай, пойдем. Вдруг он там звонит, с автомата. А меня нет.

— Ну-ну, — ласково язвительно сказала Оля, поднимаясь и отряхивая юбку, — а ну посмотри, Малая, у мене рожа не в семачках?

— Нет, тетя Оля, чистая у тебе рожа.

В квартире после мягкого медового вечера было темно и изрядно холодно. А еще в комнате ругались Светлана и Жорик. Она мерно что-то говорила, не повышая голоса и Ленка, разуваясь, усмехнулась — узнаю брата васю. Светища могла своим этим мерным выговором кого угодно довести до белого каления. Жорика точно довела — из комнаты время от времени слышался его резкий пронзительный голос, почти визг, с возражениями и язвительными замечаниями. Потом голос стихал и становилось слышно, что Светища не умолкала, продолжая мерно и последовательно развивать тему.

— А где папа? — спросила Ленка, придя в кухню на запах валерьянки.

Мама сунула пузырек в буфет и села, держась рукой за сердце.

— Нет, ты скажи, — потребовала умирающим голосом, — за что мне такие муки? А если у нее вдруг случатся схватки? Или еще что? Придется вызывать скорую. Ехать. И он так кричит, слышно же соседям.

— А чего говорят? — Ленка села напротив, на любимое свое место у окна.

Подвинула к себе тяжелую пепельницу-башмак, в ней горкой лежали окурки. Папа сидел тут, курил в форточку, как полгода тому. Снова молчал и покашливал, иногда вопросительно взглядывал на Ленку, когда та сидела у стола. Наверное, ему интересно, отправила ли дочка посылку с лекарствами. Но почему не спросит сам, с возмущением и злостью думала Ленка и молчала, поклявшись себе, спросит, я все расскажу. Молчать легче всего. А пусть, наконец, поговорит с ней, с родной дочерью.

— Папа снова в гараже, — ответила мама, ставя на стол пустую кружку с резким запахом, — а эти… Светлане подруга нашла место. Воспитатель в клубе школьников. Там нужно высшее, гуманитарное. И работать с подростками. Помещение, все как надо, шахматы всякие. Шашки. Так он, он заявил, что… ох…

— Угу, я поняла. Не рви ты себе сердце, мам. Разберутся.

В комнате треснула-грохнула дверь, быстрые шаги смерили коридорчик, и входная прогремела засовом. Когда грохнула и она, в кухню пришла Светлана, обвела сидящих мрачным взглядом и, потянувшись, вытащила с дальней полочки мятую пачку сигарет.

— Светочка, — ахнула Алла Дмитриевна, — тебе нельзя! С ума сошла!

— Сойдешь тут.

Светлана выбила сигарету, взяла со стола зажигалку и ушла. Снова прогремел засов в прихожей.

«Что скажут соседи» — прочитала Ленка на скорбном лице матери.

— А ко мне никто не приходил?

— Что?

— И не звонил?

— Кто? Лена, ты еще тут, не знаю я. Не было твоей Рыбки! И Вика не приходила!

— Мам. Я просто спросила, мне никто не звонил? Точно?

— Отец точно придет сегодня пьяный, — мама поднялась, сунула на плиту чайник, — Господи, за что мне это все. И еще руки. Каждую ночь немеют так, я совсем их не чувствую. А кто брал медицинскую, Лена? Она вверх ногами стоит, и страницы смялись. Может быть, у Светочки неприятности, а она молчит, бедная девочка. Я почитала про руки. Это связано с сердцем, плохая его работа. Может быть, гипертония. Или диабет. Это такой кошмар, диабет, а вдруг у меня диабет?

— Это нервы, мам. Ты бы не хлестала свою валерьянку, а сходила к врачу. Невропатологу. Или психиатру.

— Хочешь сказать, я психически больна? — возмутилась мама, но Ленка не стала ее дослушивать. Сказала про уроки и ушла к себе. Улеглась на диван, снова встала. Перебрала пластинки и поставила одну на проигрыватель. Опять легла, уставив глаза в потолок.

— Дежурный ангел мне явился ночью

Пел невыносимо печальный женский голос.