Дискуссия по вопросам советского языкознания

Но откуда же взялось это магическое число четыре? Из дальнейших объяснений Н.Я. Марра мы узнаем, что число четыре определялось характером магического действия: «Количество же элементов, т.е. четырехэлементность магической предпосылки звуковой речи, таким образом, можно разъяснять прежде всего в технике магического действа, и в этом смысле требуется внимание к роли числа в неразлучных соучастниках-элементах одного и того же магического действа, пляске и пении с музыкой, в общем – прообразе эпоса»[87].

Таким образом, четыре элемента – это четыре первоначальных выкрика, сопровождавшие элементы труд-магического действия, которые обязательно существовали вместе и были присущи любой человеческой группировке.

Как же шло в дальнейшем развитие звуковой речи?

Четыре элемента, первоначально служившие орудием обращения к магической силе, обратились в слова с конкретным значением. Значение одних и тех же элементов разнообразилось в зависимости от различия территориальных условий и типа хозяйства. Языки скрещивались, и из одноэлементных слов возникали двухэлементные слова. Огромное значение Н.Я. Марр придавал языковому скрещению. Отсюда вытекает второе теоретическое утверждение Н.Я. Марра – все языки скрещены.

Элементы могли увеличиваться также путем образования от одного элемента целого ряда разновидностей, или дериватов. Здесь удивительно то, что Н.Я. Марр приводит целую таблицу этих разновидностей, хотя первоначальное произношение элементов для Н.Я. Марра оставалось невыясненным.

Нужно заметить, что положение о первоначальных четырех элементах речи служило для Н.Я. Марра только отправным пунктом его гипотезы. Весь элементный анализ фактически строится на этой таблице разновидностей.

Положения о первоначальных четырех элементах, присущих всем языкам мира, и о скрещенности всех языков давали возможность Н.Я. Марру сравнивать между собой слова самых различных языков, независимо от их системы и географического положения.

Но то, что порочно в самом начале, не может не привести к еще большей порочности в дальнейшем.

Отсутствие почвы у теории четырех элементов ставило под сомнение правильность самих разновидностей элементов, что чрезвычайно обесценивало добытые в результате оперирования ими результаты. Как можно говорить о том, что элемент А дает разновидности зал, шор, шур, тал и т.д., если неизвестно, что вообще представляет элемент А?

Но главная опасность состояла не в этом. Н.Я. Марр исходил только из сравнения того, что созвучно в данный момент в различных языках, совершенно попирая реальную историю каждого конкретного языка в отдельности. Академик Н.Я. Марр, очевидно, забыл, что каждое слово современных языков по своей внешней форме представляет верхний ярус, покоящийся на других исторически пережитых ярусах, часто по своему внешнему облику резко отличающихся от позднего состояния. То, что сходно сейчас, могло быть несходным в древности.

К чему ведет такое пренебрежение историей слова, можно убедиться на следующих примерах. В статье «Язык» Н.Я. Марр находит общий элемент «бор» в русском слове бор и латинском арбор – дерево. Но Н.Я. Марр, бездоказательно рассматривая установленную историю слов, как сплошной вымысел индоевропеистов, очевидно, не учел, что латинское арбор некогда звучало как арбос, о чем явно свидетельствует характер основы на «с», которое под влиянием ротацизма интервокального «с» в косвенных падежах получило в именительном падеже окончание «р». Стало быть, здесь уже элемент «бос», а не «бор». Установленные точные звуковые соответствия позволяют связать «арбор» с основой древнеиндийского глагола «ардхами» со значением расти, преуспевать, на основании соответствия дх – б (ср. латинское вербум – слово, литовское вардас – имя или немецкое ворт – слово). Таким образом, сопоставляемый элемент бор получает более древнюю форму дхос.

Желая доказать, что название желудя могло переноситься по родству функции как предмет потребления на название хлеба, Н.Я. Марр сопоставляет греческое слово «баланос» – желудь и латинское «панис» – хлеб, возводя их к первоначальному «палан». Но Н.Я. Марр пренебрегает тем, что греческое «баланос» имеет точное фонетическое соответствие с соответствующим по значению латинским словом «гланс» (основа «гланд») и русским желудь (др. гелондь). Следовательно, греческое «б» исторически развилось из задненёбного лабиализованного «г», а латинское панис некогда имело форму пастнис (ср. его уменьшительную форму – пастиллум – хлебец, лепешка). Таким образом, при историческом анализе этих слов они оказываются абсолютно несовместимыми.