Дискуссия по вопросам советского языкознания

Так, в предисловии к выходившему тогда в свет сборнику «По этапам развития яфетической теории» он прямо говорит, что это «сборник… статей, отражающих в большинстве давно или хотя бы недавно минувшие взгляды, для нас в значительной мере… уже отмершие и покойницкие», «своего рода „букет“ из павших листьев, уже завядших»[119].

Почти в каждой марровской статье 1926 года мы находим резкие и категорические заявления о полной смене методов работы, самой постановки вопросов и т.д. Н.Я. Марр говорит в это время о ряде сдвигов и поворотов, о новом освещении фактов, прежде им же толковавшихся иначе, о диаметрально противоположных объяснениях и т.п.

Не останавливаясь на других многочисленных высказываниях Н.Я. Марра в этом духе, заметим только, что повороты в его творчестве наблюдались и раньше и позже 1926 года, так что мы указали этот год лишь в качестве наиболее выразительного момента изменчивости многообразной деятельности знаменитого языковеда.

Уже из сказанного совершенно очевидно, что нельзя пользоваться на одинаковых основаниях всем научным наследием Н.Я. Марра, тем более, что сам он вначале выступал как буржуазный ученый и только впоследствии стихийно примкнул к марксистско-ленинской точке зрения. Серьезные недочеты в работе советских языковедов в значительной мере связаны именно с тем, что многие из них не отделяют в этом наследии ценнейшие достижения покойного академика от его ошибочных положений, от многих из которых он сам отказался около 25 лет назад.

Неумение разобраться в марровском наследии, к сожалению, наблюдается даже среди части специалистов-языковедов, не говоря уже о представителях других наук, и объясняется существованием еще в среде советских ученых отдельных вульгаризаторов-формалистов, не сумевших подняться до подлинного понимания исторического и диалектического материализма. Обстоятельство это очень серьезно. И поэтому начатая на страницах «Правды» дискуссия весьма своевременна и необходима.

Статья проф. Арн. Чикобава – очень острая, резкая и нужная – ставит, по нашему мнению, некоторые вопросы не совсем в надлежащей плоскости. Мы не собираемся вступать в прямую полемику с автором и ограничимся лишь посильным освещением нескольких насущных вопросов сегодняшнего дня.

Два разряда вопросов, которыми занимался Марр

Мысли Н.Я. Марра чрезвычайно многообразны и разносторонни. Тем не менее, если отвлечься от частностей, можно разделить основные вопросы, его занимавшие и относящиеся к собственно языковедческим, на два разряда.

К одному из них относится все то, что связано с начальным возникновением, с происхождением языка вообще, с «очеловечением обезьяны» под влиянием примитивных трудовых процессов, самые первые шаги человечества в этом направлении.

Во второй разряд следует поставить все вопросы, связанные с изучением постепенного развития и распространения звуковых языков и языковых систем в относительно позднее время (примерно с так называемой ориньякской эпохи – около 25 – 30 тысяч лет тому назад).

Естественно, что все вопросы первого типа очень спорны и представляют такие огромные трудности для окончательного решения, что рассчитывать здесь на убедительные для всех результаты в ближайшее время вряд ли возможно. Вероятно, пройдут еще многие годы, прежде чем человечество научится сколько-нибудь разбираться в вопросе о возникновении первых связных жестов и простейших членораздельных звуков – начальной ручной и начальной звуковой речи на земле.

Первая попытка осмыслить эти чрезвычайно древние явления как-то более или менее наглядно принадлежит Н.Я. Марру и сводится в основном к учению о первичных элементах, которые он и пытался обнаружить в лексике ныне существующих языков с помощью так называемого «палеонтологического анализа» («анализ по элементам»).

Несмотря на чрезвычайное остроумие основной мысли, практически эта попытка не могла дать ничего ценного ввиду крайней «изношенности», «стертости» древних корней за их долгую жизнь, усложнению состава почти любого слова различными суффиксами и префиксами и т.п., т.е. общей затемненностью древних явлений вследствие наслоения новых, более мощных. Вдобавок сам Н.Я. Марр долго колебался в выборе числа элементов, назначая то 12, то 3, то 5 таких первичных единиц; наконец, он остановился на четырех – из чисто эмпирических оснований, причем сам признавал, что не может дать объяснения, почему их именно четыре. Следует сказать, что очень многие лица – языковеды, археологи, этнографы, историки – пробовали включать «четыре элемента» в свою работу, невзирая на предупреждения самого Н.Я. Марра, что происхождение элементов относится ко времени господства дозвуковой речи, что формальный палеонтологический анализ «вводит сплошь и рядом в безграничное число заблуждений»[120], что «использовать яфетическую теорию в истории… очень трудно»[121].

К сожалению, все эти предупреждения не подействовали, и «элементный анализ» в руках разного типа вульгаризаторов, понятия не имеющих о сложности относящихся сюда вопросов, приобрел совершенно уродливые формы.