Диспансер: Страсти и покаяния главного врача

Перепутье у них — нам перемирие и благодать. И с улыбкой мы консультируем, оперируем, достаем деньги, оплачиваем счета, ремонтируем крыши свои, водопровод и стены — когда показано и по возможности. Еще благоустройство — это клумбы, цветы, кустарники. И наука при случае: новые методы, и аппаратура медицинская напрямую через магазин, и деньги снова находим. И разное еще и всякое, что нужно. И на планерки можно не ходить — тоже ведь радость нечаянная. Но, ах, ничто не вечно. И вот уже на пути к нашей конторе весь в грядущих свершениях, в ожиданиях и в надеждах новый заведующий грядет. И шепот окрест: уж этот поправит, наладит…

И подмигивают знающие, а тебе о чем речь — опять неизвестно. Потом кое-что проясняется. Новый-то начальник — иногородний, даже не из другого города, а из деревни другой, что за двести верст от нас расположена. Но не в этом суть, а главное, что не отсюда он, и местную жизнь совсем не знает, люди ему не ведомы и связей у него здесь нет. Значит, объективно будет решать-поступать, безо всяких влияний и веяний. А ведь это хорошо! Это ведь правильно! И снова они подмигивают.

Ладно, посмотрим.

А пока новый наш начальник уже из кресла заветного строго на нас глядит и метет, конечно, по-новому.

— Ох, и запущено здесь, — говорит, — ох, и запущено все… но ничего, наладим, возьмемся, вот… выправим.

Костюмчик на нем с иголочки ярко синего цвета, и галстук пышный цветной. Если дальше писать в старой доброй манере, то нос у него хрящеватый прямой, уши аккуратные маленькие, лицо чистое, покатый лоб окаймляет густая ухоженная шевелюра, а плечи крутые, фигура стройная, хоть и с жирком, росту высокого. Короче, здоровый мужик с хорошим, видать, аппетитом. А ведь и это важно, чтобы здоровье было природное без ущербов этих, без комплексов. Так что же он скажет нам для начала?

— Вот что я вам скажу, — он говорит, — прежде всего документацию надо в порядок привести, ваши личные дела не оформлены. Разберите анкеты и опишите себя подробно и четко по графам, чтобы я мог с вами познакомиться. А пока я сам представлюсь. Моя фамилия Гусенко, образование у меня, как вы сами понимаете, высшее, я врач-глазник, а сейчас вот организатор здравоохранения. Я женат. Имею двоих детей. Жена Марфа Тимофеевна. У нее образование среднее, но… — он поднял указательный палец, подчеркивая важность момента, — но,— продолжал он торжественно, — должность она занимает такую, которая соответствует как раз высшему образованию…

И еще долго он чего-то говорил про высшее образование и относительно образованных — уважительно. В общем, я в этой анкете написал заглавия своих печатных работ, проставил изобретения, а в графе «знание иностранных языков» указал «английский», «немецкий». Получилось очень хорошо. Анкеты он читал добросовестно, и вот уже развернулся ко мне с интересом и даже с какой-то симпатией. А в работе, явно подражая кому-то, пытался набрать жестокости.

— Медсоветы у нас идут скучно, вяло, а надо бы остро, как, знаете, коллегии в облздравотделе, чтоб аж трещало!

Но никто его не поддерживал, и самому ему, видать, неохота… «Кровь постылая обуза мужицкому сыну». И все шло, в общем, по-старому. Хотя, конечно, той недавней благодати уже не было: посреди работы нужно было срочно отсекать что-то или откладывать, чтобы поспеть на планерку, на медсовет, на аппаратное совещание. Разом обострилась проблема пищевых отбросов и лекарственных трав, заиграла техника безопасности, проклюнулась санэпидстанция, ожили серебросодержащие отходы, ободрился санпросвет, ухнули запросы, и сводки пулеметом в ответ, а за ними исполнительская дисциплина, еще макулатура, и пошло и поехало, всякое разное — разнообразное, работает здравотдел! И на фоне этого привычного многообразия странный случай, однако, произошел, который наши отношения с новым заведующим окончательно сцементировал и укрепил.

Дело в том, что ежегодно в середине лета, кажется в июле, мы отмечаем свой профессиональный праздник — День медицинского работника. Праздник имеет вид торжественных заседаний с раздачей похвальных грамот и подарков. В промежутках — речи. На этот раз мы собрались в большом зале Дома культуры. Людей было много, но слышимость была отличная, ибо ораторы пользовались микрофоном, и мощные динамики разносили их слова во все концы. В президиуме — почетные и, в том числе, почтеннейшие гости из области, а ведет собрание наш новый начальник. Ораторы, как это и было тогда принято, славословили. И вот когда один, как раз почтейнейший, высоко и торжественно пошел и бравурным периодом уже к аплодисменту клонил, вдруг щелкнул динамик и молодецки рявкнул:

— Пригнись! Ложись!

Остолбенел почтеннейший, но дух перевел, собрался, кинул взор на листочки свои и далее по тексту все же пошел, чуть спотыкаясь, сутулясь как-то. А чуть силы прибавилось, чуть выпрямился он, так снова динамик на него напал:

— Назад, — кричит, — ты что, слепой? Ложись, говорю!

В зале смех конвульсиями при закрытых ртах — диафрагмы трясутся, дергаются изнутри. А динамики бушуют:

— На-ле-во! Кру-гом! Антенны убрать! Рацию — вперед!