Диссоциация (СИ)

– Именно, – Отем как-то странно усмехнулся, а потом снова склонился надо мной, чтобы поцеловать. Нет, чтобы наконец-то поцеловать. Одной рукой я обнял его за талию, другой запутался в мокрых, липнущих к ладони волосах. Мне было плевать, что он – парень; плевать, что знакомы несколько дней; что железка в его губе сделала больно, стоило мне углубить поцелуй. И даже на то, что этого могло и не быть на самом деле, мне тоже было как-то плевать.

Отем потянул за край моей футболки, я без раздумий позволил ее с меня снять. Я вообще если сейчас и думал, то нижним мозгом.

Впрочем, когда кожи коснулось что-то холодное и острое, верхний мозг решил о себе напомнить.

– Жень, что… что ты делаешь? – я уставился на него с недоверием. Не могло же всё быть так, как я думаю.

– Ты же сам сказал, – отозвался он спокойно. – Душу вынимаю.

Кожу под правым нижним ребром полоснуло болью. Но в висках заболело ещё сильнее.

Интерлюдия 3

Себастьян не помнил, когда искренне улыбался в последний раз. Все больше гримасничал, изображая приступ зубной боли. Но сейчас, спешившись и оглядев место, в которое прибыл, он буквально согнулся пополам от хохота. Полуразвалившаяся забегаловка на подъезде к Честеру, именовалась просто – «Селезень». Над входом покачивалась мерно поскрипывающая вывеска, изображающая соответствующую птицу и это более чем незамысловатое название. Причиной для смеха, впрочем, было не это. Причины для смеха, честно говоря, вообще не было. Воспоминания об их так называемой работе в «Белом лебеде» не годились для шуток.

И всё-таки, Себастьяна пробрал смех при взгляде на грубую вывеску; он сравнивал ее с изображением лебедя, прихотливо выгибающего длинную шею, и все никак не мог успокоиться. Добавляло веселья и сравнение «Лебедя» с этим… сараем.

Себастьян терпеть не мог Лондон, однако Лондон избаловал его своими дурно пахнущими красотами. Сильно избаловал.

– Эй, парень! Давай, иди сюда!

Худосочный белобрысый мальчишка, напоминавший Себастьяну его самого, нерешительно приблизился – опасаясь, должно быть, хохочущего без видимой причины господина. Когда в чумазую ручонку упал шиллинг, мальчик тут же успокоился и поспешил забрать у Себастьяна поводья.

– И смотри, чтобы конь все еще был в конюшне, когда я вернусь, – добавил он вслед, прекрасно зная, что уверенным в сохранности лошади быть нельзя.

Хозяин, едва Себастьян переступил порог, вылетел навстречу, словно пробка из бутылки.

– Пожалуйте, господин! Ваша мадам уже заждалась! Там, наверху… направо пройдите… Комнат-то у нас всего ничего, вам, господин, в крайнюю…

Отмахнувшись от него, Себастьян спешно поднялся по лестнице, досадуя на скрип ступенек. Отем наверняка сейчас отвернулась от окна, чтобы с гадкой усмешкой покоситься в сторону двери.

Дверь, к слову, тоже предательски заскрипела. Отем никак не отреагировала на его появление: она стояла вполоборота к нему, держась за край ставней рукой, затянутой в неизменную черную перчатку. Скудная обстановка комнатки придавала облику девушки аристократизма; вся ее поза была преисполнена театральности. Помнится, в Королевском театре они тоже часто бывали… иногда даже без цели кого-то ограбить.

Отем стояла, не шелохнувшись и не глядя на него. Себастьян прикрыл дверь и сцепил за спиной подрагивающие руки, чтобы они его не выдавали. Путь из поместья в город был не слишком долгим, однако времени хватило, чтобы всё обдумать и сделать выводы. Сейчас, глядя на самозваную Мадлен Паркер, Себастьян с тоской подумал, что это чертовски напоминает их первую встречу, когда не было ни Мадлен, коверкающей английские слова, ни дорогого платья, ни туго стянутых волос. Когда они оба выглядели кое-как облагороженными оборванцами.

Заранее заготовленные слова никак не хотели складываться в связную речь. Себастьян не был беспринципен настолько, чтобы без зазрения совести причинить человеку боль, не получая оттого никакой выгоды.

«Она должна уйти, – внушал он себе, не переставая, – я же должен сделать так, чтобы она не вернулась. Для нее это в итоге будет хорошо; для меня… для меня – правильно».

– Полагаю, мне следует тебя поздравить? – безразличным тоном спросила Отем, оборачиваясь. – Пришлось объехать половину графства, чтобы тебя разыскать, но это оказалось не слишком-то сложно. Везде судачат о блудном сыночке виконта Максвелла, который вернулся в отчий дом и спешно женился на богатой наследнице, предназначавшейся в жены его брату-недоумку. Надо же, чего только не выдумают эти провинциальные кумушки, передавая услышанную от слуг сплетню в десятые руки…

Себастьян сжал сцепленные пальцы с такой силой, что, казалось, выдернет их из суставов.

– Сплетни бывают правдивы, дорогая, – снисходительно улыбнувшись, начал он. – Возможно, стоило прислушаться к сплетням, а также к голосу разума… впрочем, о чем я?

– Голос разума твердит мне, что вы – лицемерный ублюдок, виконт Максвелл! – Отем сжала и без того тонкие губы.

– Твой разум тебя не подвел. Но я еще не виконт. Пока нет.