– С каких это пор ты, Макс, стал терпелив? Удушил бы уже своего старика бечевкой, которой обматываешь карандаши, – предложила она в ответ на это. – Скажешь соседям, что его сгубило искусство.
– Какая изысканная грубость! Ты растешь в моих глазах.
Себастьян прикусил щеку изнутри. Ему чертовски противно было то, что он говорил ей, и то, что собирался сказать… и, в общем-то, он сам себе был противен. Однако это представление нашло свой отклик: красивые желтые глаза Отем сузились, а лицо под слоем пудры наверняка пошло некрасивыми пятнами – рыжие в большинстве своем не умели мило краснеть.
– А ты в моих глазах упал так, что ниже уже некуда.
– Прискорбно, – сокрушенно покачал головой Себастьян. – А Блэк в курсе, куда и зачем ты поехала?
– Не твое дело! – взвилась она.
– Значит, ты сбежала от своего обожаемого Генри. Прихватив кое-какой реквизит, как я вижу.
Под реквизитом он подразумевал, прежде всего, платье. Обычно все платья Отем перепродавались после парочки удачных вечеров, но это, из жесткой темно-зеленой тафты… оно определенно было на ней в первое посещение «Белого лебедя». Судя по состоянию, ни разу не надетое с тех пор. «Непривычная сентиментальность», – подумалось Себастьяну с тоскливой нежностью.
Отем сколько угодно могла мечтать о высоком происхождении, но не переносила на дух платья и «все эти женские глупости». Тем более странным был выбор наряда. И, конечно, символичным: как начали, так закончить. Только в этот раз Себастьяну определенно грозила борьба не со шнуровкой корсажа.
– Мне вправду следовало внять голосу разума и оставаться с Блэком. Но… я…
– Что? Думала, меня здесь силой удерживают? – он завершил вопрос некой пародией на презрительное фырканье. Если бы Отем Смит не была такой, какой была – и в грош не оценила бы его браваду.
– А что, не так? – она скопировала его обличительный тон. – Как говорится, золото – сила. Сколько барон Холстед отвалил приданого за своей племенной кобылой? – кому, как не ему было знать, что Отем очень ревнива.
– Достаточно, чтобы ваш гадюшник показался кошмарным сном, – огрызнулся Себастьян. – Чем работать на Блэка, лучше парочкой наследников возместить Холстеду убытки.
– Кто бы мог подумать, что ты окажешься таким подонком, Макс. Кто бы мог…
Хоть она и кривила в отвращении лицо, но все еще не верила ему, проявляя обычное свое упрямство.
– Что плохого в том, что я занял свое место?
– Ты, помнится, говорил, что без меня это не имеет смысла.
– Не будь такой наивной, милая, – мрачно усмехнулся Себастьян. – Я мог еще и не такое сказать. Вроде бы воровка и первоклассная лгунья… а веришь каждому дурацкому слову. Это даже в чём-то мило. Должно быть, я действительно был первым… после Генри.
Доведенная до белого каления девушка, едва не запутавшись в собственных юбках, метнулась к нему. Он лишь вскинул брови, глядя на худую, подрагивающую руку с зажатым в ней ножом. Привычка Отем хвататься за нож была ему хорошо известна. Не швыряние посуды, не истерики – поножовщина. Ни один идиот, кроме него, не мог полюбить это дикое существо. Впрочем, он же и сделал из этого существа почти что леди – то была задача не для идиота.
– Была бы я мужчиной – вызвала бы тебя на дуэль, – прошипела она. А потом сделала то, чего он не ожидал – опустила нож и поцеловала; тоже не слишком-то по-женски, но после Лотты, изображающей в таких случаях жертвенного ягненка… Как будто он снова оказался в Лондоне жарким летним днем, но откуда-то получил глоток свежего воздуха.
«Я не смогу сказать ей это! – панически подумал Себастьян. – Просто не смогу!»
Без воздуха, как и без денег, – никак не обойтись. А вот без наглой рыжей девицы – уж как-нибудь. Да и она не была тупоголовой торговкой лентами или дешевой драматической актрисой. Переживёт.
– Все это очень мило, Отем, дорогая, – он улыбнулся, приобняв ее за талию, – но ты выбрала не слишком-то удачное время, чтобы приехать. Сама должна понимать… молодая жена; лорд Холстед жаждет внука. На любовницу не будет ни времени, ни сил.
Отем, судя по всему, была шокирована. Шокирована и взбешена.
«Теперь она меня ненавидит», – эта мысль отдалась ноющей болью в грудине.
– Гори в аду, ублюдок.
Теперь болело под ребрами, только гораздо сильнее. Не стоило забывать про оружие в руке возлюбленной: убивать ей было не впервой. Он хрипло вскрикнул, пытаясь сомкнуть слабеющие пальцы на запястье Отем. Та с равнодушным лицом извлекла нож из раны и толкнула Себастьяна на грубо сколоченную кровать – видимо, чтобы не привлечь ненужного внимания шумом падающего тела.
– Прощай, Макс… – неживым голосом пробормотала Отем, склонившись над ним, – о, то есть, adieu, Sébastien.
Обтерев клинок о безнадежно испорченные перчатки, она откуда-то достала новую пару. Приведя себя в относительный порядок, Отем бросила на него последний тоскливый взгляд и, закусив подрагивающую губу, вышла в коридор.
– Уже уходите? – это был услужливый хозяин.