Дистопия М.

Где же дед Е. – в прошлом философ и академик? Может, он там, где ничего нет и нельзя быть несчастным? Смерть – выход для слабых, но Е. не таков. Он поборется здесь, а умереть он всегда успеет. Не надо бояться смерти, и вообще не надо бояться. Е. не боится. Пламя в груди ищет выход. Внутренний голос крепнет.

Е. перевел взгляд на группу людей слева.

Шестеро.

Он знает, кто это. Тени в черных плащах до пят – уверенные, что никто не встанет у них на пути. Они у рва, у самого края, спиной к Е., и у одного из них длинные седые волосы. Это М. Что чувствует М.? Сожаление? Равнодушие? Облегчение? Видел ли он родителей Е.? Видел ли Мишу? М. смотрит на дом, а не в их сторону, их для него нет.

Е. сунул руку в карман. Самокрутка. Он не отдал ее Д. Зачем она Д.? Она ему ни к чему – запертый в башне, он думает, что свободен, считая, что деньги и власть – это и есть свобода. Д. родился свободным, а умрет взаперти – как и М. Они сносят дом, где жил поэт – чтобы строить высотки, где никто не живет. Деньги и власть. Все ради них. Вся жизнь. Что им слезы Миши? Что им люди?

Пламя в груди разгоралось.

Е. двинулся к М. Ускоряя шаг, он прикидывал, успеет ли сбросить М. в ров, прежде чем люди М. сделают это с ним.

До М. двадцать метров.

Десять.

Пять.

Три.

Два.

Ничто не остановит Е., никто, никогда.

М. оборачивается – удивление в черных глазах —

– поздно.

Е. прыгает на него.

***

– Папа, папочка! – четырехлетний Миша бился в истерике, вырываясь из рук матери, крепко прижавшей его к себе.

– Миша, к папе нельзя, папа болеет, – слезы катились у нее по щекам. – Папе надо в больницу. Ему плохо.

– Папа, папочка! – кричал Миша. – Отпустите его! Папа!

Повалив отца Миши на пол, полицейские надели на него наручники. Окровавленный, с разбитой головой, в порванной майке, он скрежетал зубами и извивался под ними. Рядом с Мишей и матерью, в дальнем углу комнаты, стояли врач и фельдшер скорой помощи. Буйный больной. Острое психическое расстройство.

– Вы разрушили дом! – плевался кровью мужчина. – Вы все разрушаете!

– Его заберут в психбольницу? – сквозь слезы спросила жена.

– Я, к сожалению или к счастью, не психиатр, – сказал врач. – Я из линейной бригады. Сейчас подъедут коллеги из скорой психиатрической помощи, а мы пока обработаем раны на голове и остановим кровотечение.

– Он сломал кухонный гарнитур и мебель в детской. Где-то разбил голову.

– Такое с ним в первый раз?

– Все началось месяц назад, одно за другим. Черная полоса. – Женщина всхлипнула. – Уволили с работы, умер отец, порвал мениск, заморозили стройку квартиры. Вчера он разбил телевизор, когда смотрел новости, а сейчас, – она прикоснулась к глазам, смахивая слезы, – стал сам с собой разговаривать. Какой-то бред про М. и Д.

– Дать вам воды с валерианой? – спросил врач.

– Спасибо, не надо, я справлюсь. У меня сын, выбора у меня нет. – Мама чмокнула мальчика в щеку, мокрую от слез. Он затих и лишь всхлипывал, вздрагивая всем телом.

– У меня тоже сын Миша, – сказал врач.

Рывком подняв мужчину с заломленными как на дыбе руками, стражи порядка выругались:

– Сильный, блин! Голову гляньте – а то кровью тут истечет.

– Если продолжите держать его вниз головой – да, – сухо сказал врач.

Полицейские промолчали, но хватку ослабили.

– Всё разрушили, всё! Отпустите меня к Карлу! – брызги красной слюны падали на пол из раскрытого рта. Седеющий ежик волос был залит кровью.

Миша снова заплакал, а врачи принялись за дело.