Дитя

Возвращаясь к вопросу о разнице мировоззрений матери и дочери, стоит заметить, что самая яркая и жирная разграничительная черта пролегала здесь в области тряпок, о Сашенькином отношении к которым уже было сказано: нарядов на все случаи жизни у неё было столько, что они, наподобие непереваренной пищи, регулярно вываливались из всех резервуаров, и Сашенька, не утруждая себя  систематизацией, грубо заталкивала их в шкафы просто ногами, поскольку всякая вещь, стоило только её приобрести, сразу же переставала быть для неё вожделенной и вызывала такое же отвращение, какое у профессионального развратника вызывает вчера ещё недоступная, но сегодня уже побеждённая женщина. А вот Олимпиада Ахмедовна в этом отношении отличалась, с одной стороны, аскетизмом, а с другой стороны - какой-то маниакальной, религиозной бережливостью в сочетании с аккуратностью. Её гардероб состоял, во-первых, из двух филигранно заштопанных и празднично отглаженных халатов - красно-коричневого байкового (зимнего) и болотного ситцевого (летнего) и, во-вторых, из парадного, на выход, одеяния, которое было представлено непомерной ширины брюками цвета хаки, серым свитером толстой вязки и мужского покроя рубашкой-размахайкой. С таким же пренебрежением, как к разнообразию своих туалетов, Сашенькина мама относилась и к достижениям аудио- и видеотехнологий, потому что в эпоху «домашних кинотеатров» и стереосистем, от оглушительного грохота которых с буфетных полочек падали стаканы и с потолков сыпалась штукатурка, Олимпиада Ахмедовна обладала, во-первых, допотопной, доперестроечной магнитолой «Романтик» (она варварски искажала звук «Полуденных сапёров», но, словно издеваясь над достижениями современной цивилизации, доносила в первозданном виде каденции «Севильского цирюльника») и, во-вторых, походившим на обувную коробку мелкокалиберным телевизором «Юность» с толстой радужной полосой посередине, которая непристойно уродовала кукольные мордашки и ещё более кукольные фигурки модных крашеных барышень и наносила непоправимый ущерб стильным, как говорила Сашенька, пижамным костюмам Адольфа Наглеева.

Во время заполненных прокладками рекламных пауз передачи этого выдающегося мужчины частенько слышался вкрадчивый голос артиста Сергея Чёрналошвили, который, заработав чёртову кучу денег на «левых» антрепризах, неизменно выплачиваемых чёрным налом в пухлых белых пакетах, заговорщицким эротичным шёпотом призывал граждан к государственной сознательности и, побуждая доверчивых слушателей «выйти из тени», заманивал их на сайт «налог-точка-ру», куда уж сам-то он наверняка никогда не заглядывал.

Над этим вот самым артистом Чёрналошвили Олимпиада Ахмедовна потешалась с такой же искренностью, с какой она презирала господ, заказывавших эту рекламу. Официально, сохраняя налоговую непорочность, госпожа Гаджикасимова, обладательница двух высших образований, работала только в журнале Академии наук «Проблемы биологии кольчатых червей», за что и получала свою честную, как глаза президента, и чистую, как капля водки, зарплату, равную стоимости двух баночек корма для домашней любимицы - привередливой кошки Труси, зарплату, которая могла бы удовлетворить разве что человека с желудком кольчатого червя. Все остальные доходы Олимпиады Ахмедовны складывались из сомнительных (и даже, можно сказать, криминальных) заработков, которых купленный артист Чёрналошвили, конечно, не одобрил бы: она учила английскому толстого и кудрявого мальчика Моню, писала дипломные работы для студентов-раздолбаев, переводила с латинского языка рецепты для кустарей-фармацевтов и, в довершение ко всему, брала корректуру из двух журналов - «Русского слова» и «Правды Сиона» (правда, мало кто знал, что главный редактор «Русского слова» был женат на дочери главной бухгалтерши «Правды Сиона»). Таким образом, жизнь Олимпиады Ахмедовны была, с одной стороны, совершенно беспечной (благо, она, как уже говорилось, была надомницей, а её спецодежду составляли два вышеупомянутых халата, зимний и летний), но, с другой стороны, и весьма многотрудной, так что сама себя она сравнивала с оптимистической героиней фильма «Светлый путь», которая, бодро бегая в одиночестве по необозримому цеху среди многочисленных ткацких станков, не только трудилась по-стахановски, но ещё и находила в себе силы распевать «Марш энтузиастов». Правда, «Маршем энтузиастов» самой Олимпиады Ахмедовны было всё, без изъятия, песенное творчество хулиганистого барда Ахмеда Шайтанова (совпадение его имени с собственным отчеством приводило её в дополнительный восторг) - творчество, концентрацией которого была его антиправительственная, но при этом и совершенно аполитичная песня «Я лечу на самолёте» с такими словами:

Над Кремлём на самолёте
Я лечу и вижу: воры
В шоколаде и в почёте -
Я на них кладу с прибором.