Дитя Афины

Этот глубокий голос был ей незнаком.

– Господин, тебе нельзя здесь находиться. Я вынуждена просить тебя уйти.

– Но это дом богов, – сказал Посейдон. – Так что он больше принадлежит мне, чем тебе. Но я же не прошу тебя уйти, жрица.

Фигура вышла на свет. Медуза растерянно моргнула.

– Я тебя знаю. Ты приносил дары Богине…

– Я приносил дары тебе.

Мысли Медузы прояснились, и она нахмурилась:

– Дары от твоей жены. Верно? Ты принес дар от своей жены. Каролина, так ведь ее зовут?

Он рассмеялся громким низким смехом, который сотряс весь мир до таких его глубин, о которых Медуза даже не подозревала.

– Моя жена? Ах да, она где-то там, расставляет сети в компании морских ежей и угрей.

Медуза искала убежища в тенях, ее сердце колотилось все быстрее и громче.

– Кто ты такой? Зачем ты здесь?

Мужчина улыбнулся. В его глазах мерцала вода и полыхал огонь, сливаясь в бесконечном потоке.

– На который из вопросов мне сначала ответить? – поинтересовался он, приближаясь к ней. – Кто я или зачем здесь?

Медуза отступила назад, ее мышцы дрожали от напряжения. Она схватила одну из свечей и выставила перед собой, горящим концом к мужчине. Воск таял и стекал вниз по пальцам, обжигая кожу, но она не отпускала. Только когда непрошеный гость оказался совсем рядом, она швырнула свечу вперед.

Звучный смех эхом отразился от стен храма.

– Ты ожидала, это мне навредит? – фыркнул чужак ей в лицо. – А я-то думал, ты мудра, Медуза. Что за жриц здесь держит Афина, если они считают, что крошечный огонек может оставить хоть след на теле бога? Боюсь, кое-кто ввел ее в заблуждение. Возможно, нас обоих.

Дрожа, но не отступая ни на шаг, Медуза встретила взгляд его водянистых глаз.

– Я никого не обманывала, – сказала она. – Это храм Афины, и тебе нельзя сюда входить.

На его лице не осталось и следа веселья. Его глаза потемнели.

– Я Посейдон, – сказал он. – И я вхожу туда, куда захочу.

Ее руки и ноги будто сковало, голос заглушила его рука с привкусом соли и моря, которой он зажал ей рот, подавив крики. Медуза изо всех сил зажмурила глаза, но слезы ручьями покатились по щекам. Она представляла, как долго все продолжалось, потому что время потеряло всякий смысл, растянулось до бесконечности. Тогда Медуза наивно думала и верила, что это будет худшим, что с ней случилось в жизни. Она и представить себе не могла, как ошибалась.

Но даже хуже, чем надругательство над нею самой, для Медузы стало надругательство над храмом ее любимой Богини. Это священное место было осквернено и обесчещено. Она думала о женщинах, приходивших к ней, о Корнелии, и представила, сколько раз они так же страдали от рук своих мужей. Ее двоюродные сестры, ее тетя, которая умерла от рук такого человека. Только сейчас это был не человек. Бог. Каждое его касание напоминало об этом ежесекундно: скользкое словно масло тело, ихор[1], струившийся под кожей. Соленые слезы жгли кожу Медузы, горечью оседали на губах. Гнев захлестнул ее. Как он смеет приходить и брать то, что ему не принадлежит, да еще и в этом священном месте? Медуза решила посмотреть ему в глаза и показать, что он может овладеть ее телом, но никогда не будет властвовать над духом. Она распахнула глаза. И тогда увидела их.

Посетители едва вошли в храм. Мать с двумя дочерьми и младенцем. Рядом с ними – жрица. Они стояли, открыв рты и вытаращив глаза. Медуза попыталась закричать и в этот миг поняла, что ее рот больше не заткнут. Ее руки больше ничто не держало, они свободно раскинулись вдоль тела, а ноги широко раздвинуты. Посейдон исчез. Оцепенев, она не могла ни пошевелиться, ни произнести ни слова, ни заплакать, и просто лежала на холодном мраморе, неотрывно глядя на мать. Но на лице женщины, прижавшей ребенка к груди, проступило нескрываемое отвращение. Сердце Медузы ухнуло вниз, как каменная статуя, и разлетелось на тысячу осколков.

Глава седьмая

Увлекаемая жрицей, семья стремительно покинула храм. Уходя, они что-то говорили и кричали Медузе. Но она не слышала их слов. В ее голове был один туман, а руки покрыты ссадинами и синяками от следов пальцев, которые она так часто видела у приходивших к ней женщин. Боль пронизывала каждую ее клеточку. Болело даже в таких местах, что, как ей казалось, неспособны болеть. Она дышала прерывисто, неглубоко и на секунду подумала, будто она может просто прекратить. Закроет глаза, сердце замедлится, воздух покинет ее тело и никогда не вернется. Но это мгновение длилось недолго. Превозмогая боль, Медуза заставила себя перевернуться и встала на колени.

Она склонила голову к тающим свечам – любой посетитель, подумал бы, что жрица молится, прямо как тогда, до этих долгих минут, когда Посейдон вошел в храм. Но ни один бог не повернет время вспять. Никакие их слова и обещания. Медуза лишь надеялась, что ее Богиня отомстит за нее.

Постепенно слезы остановились, а боль притупилась. Она задумалась. Будет ли теперь так всегда? Эта пустота, пробирающая до самых костей.