Дитя Афины

Она чувствовала себя идиоткой. Что заставило ее заговорить с этим юношей? В этом не было никакого смысла. Тысячи лет Медуза ни разу не ощутила потребности делиться историей своего происхождения с кем-либо из мужчин, которые врывались на ее остров. Но сейчас все изменилось. Он пришел, ведомый Афиной, и если это так, то она должна была сорвать пелену с его глаз. Он должен увидеть богиню такой, какая она есть. Наконец Медуза услышала вздох.

– Мне очень жаль.

Потребовалось несколько секунд, чтобы она полностью осознала сказанное.

– Мне не нужно твое сочувствие, – сказала Медуза. – Меня уже давно не тревожат суждения смертных.

– И все же ты когда-то была человеком, так что должна знать, что слова могут иметь значение.

Она фыркнула в ответ, но его речи уже успели укорениться в ней. Конечно, она помнила о силе слов. Она помнила все об обещаниях и клятвах, и что случалось, если их нарушить. До сих пор помнила глаза всех женщин, чьи клятвы стали посмешищем по милости их неверных мужей. Она помнила, что ее собственное слабое человеческое тело гораздо больше пострадало от слов презрения богини, чем от любых действий Посейдона. Она знала, что правдивые слова человека ценнее легкомысленных даров бога. Но этот человек, этот мальчик? Он был просто еще одним убийцей, пришедшим за трофеем.

– У меня есть мать, – сказал мальчик, нарушая тишину.

– Как и у большинства людей, – ее краткий ответ был задуман как шутка, но отсутствие ответа заставило Медузу пожалеть. Она услышала, как он сглотнул. Его пульс сбился. Мягче, чем когда-либо за последние столетия, Медуза сказала:

– Расскажи мне.

Молчание затянулось; туман, который повисал в воздухе от его дыхания, теперь был так близко, что она могла почувствовать его вкус. От его тела шел жар. Было ли это тепло полубога или просто человека? Медуза больше не знала – давно ей не доводилось вот так проводить время в компании человека. «Каково это – быть в таких теплых объятиях?» – задумалась она. Когда тебя прижимают к себе просто потому, что разделяют чувства. Змеи шипели, недовольные, что хозяйка грезит наяву. Конечно, этому не бывать. Она никогда больше не почувствует уюта теплых рук и человеческой плоти.

– Твоя мать, – напомнила она, побуждая его продолжать. – Расскажи о ней.

Не сразу, неохотно, слова начали слетать с его губ.

– Она вырастила меня. Были и другие люди, у меня была семья, но моя мать… она особенная. Звучит глупо, знаю. Каждый ребенок, должно быть, чувствует то же самое, но моя мать… она была избрана Зевсом не просто так. Лучшей матери я и желать не мог…

У Медузы закололо в сердце от воспоминаний об отце.

– Она помолвлена с человеком, – продолжил Персей. – С могущественным человеком. Царем.

– И это тебя не устраивает?

– Он гнусен, – выплюнул Персей. – Отвратителен и прогнил насквозь.

Медуза слушала, и в ее сердце росла жалость. Проход, в который она проскользнула, теперь казался длиннее, чем раньше. Она не думала о риске, продвинувшись немного ближе к Персею, а тот продолжал говорить:

– Этот царь – у него нет совести. Он пожирал ее глазами, как какой-то трофей. Козу на убой. Моя мать сильная женщина. Храбрая женщина. Она столько пережила. И вот я думаю, насколько тяжким испытанием станет этот человек даже для нее. Когда я думаю… Когда я… – Он замолчал, уйдя в себя. Это было неважно. Медуза знала, что это значит. Она сама чувствовала подобное все эти годы.

– И ты здесь из-за него? – сказала она.

– Я обещал ему голову горгоны в качестве свадебного подарка.

– Действительно, щедрый дар. Ты знаешь, что мои глаза превращают в камень любого, кто бы ни взглянул в них?

– Знаю.

– Значит, твой подарок останется с ним навсегда?

– Я могу только надеяться.

Персей ждал ее ответа. Его тепло убывало, растворялось в воздухе вокруг. Солнце уже село, и лучи света, проникавшие в пещеру, быстро тускнели. Горгона была поблизости; он знал это. И все же, пока он прижимался к скале, он оставался в безопасности. В безопасности в пещере горгоны. Даже он мог уловить иронию – чувствовать себя в безопасности в логове чудовища. Было ошибкой сообщить ей причину своего прихода. Теперь она знала его слабость. Возможно, она всегда так играла: убаюкивала воинов, пока те не почувствуют себя в безопасности, а потом наносила последний удар. В пьянящем оцепенении Персей понял, что опустил меч. Он поднял оружие в воздух.

– Я бы согласилась отдать тебе свою голову. С удовольствием. – Ее слова застали его врасплох. – Но этому не бывать. Богиня не позволит мне умереть. Мои змеи не дадут. Нет никакого способа. Я пыталась. Поверь мне, дитя. Я пыталась.

– Ты пыталась покончить с собой? – Персей не сумел скрыть удивления в голосе.

– Думаешь, я сама все это выбрала? Боги хотят заставить меня страдать вечно. Вот какова правда. Пока Зевс правит на Олимпе, а Афина имеет на него влияние, я обречена страдать.

Персей обдумал ее слова. Его конечности одеревенели. Стоять без движения и разговаривать он не тренировался, готовясь к своей миссии. Посмотрев вниз на зеркальную поверхность щита, он заметил глубокие складки, прорезавшие его лоб.