Дитя Афины

– Жрицей? – То же самое слово использовал Гермес. – Ты была жрицей богини?

Ненадолго воцарилась тишина. Его пульс участился. Он держал меч наготове, пальцы сомкнулись на запасном кинжале на боку.

– Скажи мне, Персей, – заговорила жрица-горгона. – Ты успел повидать свет?

Он откашлялся и промолвил:

– Я капитан своего корабля. Я проделал путь от Серифа до этого острова…

– Как вели себя на этом пути, – перебила она, не дав ему возможности закончить, – твои люди – было ли их поведение достойным? Мужественным? Показывали ли они свою силу, похвалялись ли ею на причалах перед женщинами, которые кидали на них заинтересованные взгляды?

– Моя команда – хорошие люди. Наше путешествие было долгим. Мы не заходили в порт уже много недель.

– Но когда заходили? Полагаю, они пользовались некоторой свободой? Насколько широко? Заявляли ли они свои права на женщин? А что насчет тех, кто не искали их взглядов? Их оставляли в покое или подвергали нападкам и преследованиям, пока твои мужчины не удовлетворялись?

– Кто-то… – Персей шагнул вперед, наконец-то разгадав смысл ее намеков. – Какой-то мужчина взял тебя силой?

– Мужчина? – фыркнула она. Звук ее насмешки разозлил змей, заставив их зашипеть так ядовито, что волосы у него на затылке встали дыбом. – Ты думаешь, человек посмел бы вот так осквернить храм бога? Осквернить что-то священное для одного из богов? Кто-нибудь из твоих людей осмелился бы?

Ответа не требовалось. Ни один человек в здравом уме никогда бы не помыслил о таком.

– Бог? – прошептал он.

– Да. – Единственное слово тяжело зависло в воздухе. – Да. Это был бог – тот, кто взял меня так, что твои невинные глаза в ужасе отказались бы смотреть на это. Бог оставил меня в крови, сломил мою волю. А еще один бог – богиня – растоптала все, что у меня оставалось. Твой дядя и твоя сестра забрали все, что у меня было.

– Афина?

Она не удостоила его ответом.

– Боги не расплачиваются за свои проступки, Персей. Платят смертные. Боги, как и сильные мира сего, используют для своих замыслов тех, чьи голоса недостаточно громки, чтобы постоять за себя. Женщины. Слабые. Нежеланные. И никто не вступится за тех, кто больше всего в этом нуждается. С чего бы кому-то это делать? Вступаться за другого – значит рисковать потерять что-то самому. А человек не может заглянуть в толщу воды сквозь свое отражение.

С моря дул холодный ветер, но Персей не обращал на него никакого внимания. От слов горгоны его голова закружилась.

– Тебя наказала богиня? Из-за того, что с тобой сделал другой бог?

– Ты мне не веришь? – тут же резко ответила она. Персей потряс головой, и потом задумался, могла ли она вообще это увидеть.

– Как может быть, что я не знаю об этом? Почему люди не знают? Ты же должна была рассказывать об этом другим. – История его собственного зачатия через золотой дождь была известна повсюду. Как истории многих проклятых душ, прогневавших богов. Если подобное случилось бы со жрицей – все бы узнали.

Снова раздался горький смех, но теперь Персей слышал в нем печаль. Сердитое уныние.

– Четыре человека знали о поступках Посейдона и Богини. Мои родители – они умерли под моим взглядом, когда я не знала о его силе, и мои сестры, которые превратились в чудовищ более отвратительных, чем даже я, за то, что осмелились подвергнуть сомнению решение Афины.

– Нет, этого не может быть, – произнес Персей, хотя, говоря эти слова, он уже понимал, что история горгоны правдива.

– Что-то ты притих, – сказала она через какое-то время. – Понимаю. Ничто так не заставляет молчать, как правда. И теперь мне снова придется убивать, как тысячу раз прежде на этом берегу, потому что у меня нет другого выбора. Мои змеи и богиня, не позволят ничего иного. Когда-то люди приходили ко мне за помощью, за советом. Теперь они приходят, чтобы делать меня убийцей, снова и снова.

Снаружи пещеры доносился шум волн, разбивающихся о берег. Внутри пещеры было слышно только змей. Персей заметил, что его рука больше не дрожит, и когда он шагнул вперед, его меч неподвижно висел сбоку. Шипение змей усилилось. Эхо же уменьшилось. Она не солгала о том, где прячется, подумал Персей, приближаясь к узкому проходу. Ненадолго остановившись, он прижался спиной к холодным, влажным стенам. На мгновение его мысли улетели от Медузы и вернулись туда, где бывали часто, – к матери. Найдется ли кто-нибудь во дворце Полидекта, кто заступится за нее? Она была женщиной, которую заставил забеременеть бог. По воле других вынужденная покинуть дом и вести жизнь, которую не хотела и не заслуживала. Никогда Персей не думал, что найдет хоть малейшее сходство между существом, которое пришел убить, и женщиной, которую ушел спасать, но теперь тревожился: если она скажет еще хоть что-то, он не сможет выполнить свою задачу. Прошло какое-то время, и он понял, что так и не ответил жрице. Но когда открыл рот, то не смог придумать ничего, кроме извинений.

– Мне очень жаль, – сказал Персей.

Глава двадцать восьмая