Иной, прочитав написанное выше, спросит себя: да не спятил ли он с ума? Нет! Только не я!
Я полностью уверен, что остаюсь в совершенно здравом уме, пусть и не без легкого завихрения. В последнем повинна Илеана – восхитительное создание, к великому моему счастью, избравшее меня своим главным источником пропитания.
Илеана… такая обворожительная, такая умная, такая красивая. Роскошные волосы, сапфировые глаза, дивные изгибы фигуры – вот ради чего я живу теперь.
Вчера она разбудила меня в предрассветный час. Она сидела на моей кровати, словно жена или близкая подруга, и гладила мое лицо с нежностью, на которую многие сочли бы ее неспособной. Я просыпался медленно, постепенно, преодолевая слои снов, подобно глубоководному ныряльщику, всплывающему к поверхности из запредельных морских глубин. Наконец я осознал свое смутно различимое окружение и тот факт, что эта великолепная женщина опять совсем голая, поскольку (сообразил я) всего минуту назад она переменила одну свою телесную форму на другую.
Руки у нее мягкие, но очень холодные. Я понимаю, почему так (или, по крайней мере, думаю, что понимаю), но пока не готов записать правду.
– Амброз, – прошептала Илеана, когда я полностью очнулся. – Амброз Квайр.
Губы у меня были пересохшие и растрескавшиеся. Я увлажнил их языком. Когда заговорил, мой голос звучал словно откуда-то издалека.
– Не… не нужно этих формальностей… моя дорогая.
Лицо ее наполовину скрывалось в тени, и, наверное, я ошибаюсь, но мне почудилось, будто при моих словах на нем промелькнула гримаса отвращения.
– Просто Амброз, любимая…
Выражение у нее снова изменилось. Она загадочно улыбнулась, зубы блеснули в свете бледнеющей луны, и я задрожал от восторга, увидев острые резцы.
Илеана наклонилась ко мне, ее лицо оказалось так близко к моему, что мы могли бы поцеловаться.
– Первая атака на твой город уже состоялась, – проговорила она, и хотя смысл слов был совершенно ясен, для меня, опьяненного ее близостью, они прозвучали как пустой набор звуков. – В сердце лондонского преступного мира была взорвана бомба. Скоро эти дурные люди станут еще более жестокими и… – Она умолкла, подыскивая слово, и наконец договорила: – Непримиримыми.
– Но это только обострит обстановку, – сказал я. – Их тлеющая война разгорится вовсю.
Илеана наклонилась еще ниже, и я почувствовал тяжесть ее тела, мягкого и одновременно крепкого.
– Именно это и нужно нашему Хозяину. Происходит все, что должно произойти для того, чтобы он вернулся. Понимаешь?
– Да, – ответил я, хотя на самом деле еще не до конца понимаю и даже не уверен, что хочу понять.
– Ты должен замедлить ход официального расследования, – сказала она почти шепотом. – Должен сдерживать полицейских, чтобы они не пытались потушить пламя.
– Но… меня заподозрят, – запротестовал я. – Пока… пока ты не появилась, у меня была репутация исключительно компетентного и толкового сотрудника.
Илеана вновь приложила к моим губам мертвенно-холодный палец.
– Укрепись духом, Амброз Квайр. Чтобы условия для возвращения нашего Хозяина созрели, обстановка в твоем городе должна значительно ухудшиться. Как было когда-то в королевстве, окруженном османами, так будет и в этой выродившейся столице.
– Сколько… – пробормотал я, чувствуя, как ледяной палец соскальзывает с моего лица к горлу, к адамову яблоку, и ниже. – Сколько времени вам понадобится?
– Девять дней. Этого хватит, пожалуй. Дай нам еще девять дней, Амброз Квайр, а потом… потом уже ничего не будет иметь значения.
Я вздохнул – протяжный, хриплый, почти болезненный вздох.
– Девять дней… – Мой голос прозвучал глухо даже для собственных моих ушей. – Если я сделаю все возможное… тогда ты будешь, Илеана?.. пожалуйста… – Слова застряли в пересохшем горле, и на меня волной накатила усталость и беспомощность.
– Да, – просто ответила Илеана. – Я буду питаться тобой.
Я пробулькал слова благодарности.
– Но шею больше трогать не стану. Такая рана будет привлекать внимание. Я найду свежую вену еще где-нибудь.
Ее руки поползли вниз по моему телу, спускались все ниже, ниже, и наконец, отвернув простыню, она нашла девственную территорию, новую вену и наклонилась к ней.
Великолепие оскаленных клыков, мучительное ожидание, мгновенная боль прокола – и вожделенный миг истечения темно-красных струй.
Слабость усилилась. Не в состоянии пошевелиться, я лежал неподвижно, обуреваемый безумным восторгом, пока не лишился сознания.