Прошлой ночью, вскоре после полуночи, когда весь город все еще гулял по случаю Нового года, в пивной «Темперанс-холл» на углу Дрейк-стрит и Ричардсон-авеню, на самой окраине Ист-Энда, куда полицейские поодиночке даже не суются, состоялась некая сходка. Информация у меня пока неполная, но похоже, сходка должна была стать чем-то вроде мирной конференции между тремя главными криминальными сообществами Лондона (как бы глупо это ни звучало).
Насколько я могу судить, предполагалось возобновить старые договоренности и попытаться наладить расстроенные отношения. Причина разлада между бандами до сих пор неизвестна. Никто на сей счет не говорит решительно ничего, кроме такой же чепухи про дурные сны, которую несет молодой Коули.
Все свидетели, приведенные мною в более или менее трезвое состояние, показывают, что находились снаружи, когда взрыв сотряс квартал. Все без исключения люди внутри либо погибли, либо получили смертельные ранения. По словам очевидцев, за несколько минут до взрыва в заведение вошел высокий мужчина с коричневым саквояжем в правой руке. По-видимому, в сумке находился динамит, и несший ее человек – если только взрыв не произошел раньше, чем планировалось, – безусловно, был готов принять смерть вместе со своими жертвами.
И вот что, сэр, вызывает серьезное беспокойство. Хотя погибли члены всех трех банд, вряд ли это обстоятельство послужит к снятию взаимных подозрений. Каждая банда – и Милахи, и Молодчики Гиддиса, и Китаёзы – станет обвинять другую, и отныне ситуация будет только обостряться. Я настоятельно рекомендую действовать быстро, чтобы предотвратить ухудшение обстановки в городе. Решительные действия, сэр, вот что сейчас от нас требуется.
Я готов выполнять свой долг, комиссар. А тем временем расследование – вкупе с нашими молитвами – продолжается.
Дж. Д.
Арнольд! Уверен, Вы уже слышали ужасные новости о разрушительном взрыве, произошедшем минувшей ночью в Ист-Энде. Страшная трагедия, много погибших, нация скорбит и прочая, и прочая.
По размышлении я решил, что настало время, когда Ваше мнение по поводу этого несчастья (и других подобных) сможет вызвать интерес у наших читателей.
Не хочу докучать Вам или требовать от Вас слишком многого, учитывая Ваш преклонный возраст, но могу ли я рассчитывать, скажем, на пятьсот слов к вечеру?
Искренне Ваш
Карнихан[50]
Квинси воспринял столь очевидное пренебрежение приличиями крайне болезненно: он бледен, тревожен и раздражителен. Мы сообщили ему новость за завтраком. Он выслушал нас с самым угрюмым видом. За обедом по-прежнему был мрачен и сердит. К моему недовольству (хотя и не скажу, что к полному удивлению), Джонатан удручен отсутствием нашей гостьи не меньше, чем Квинси. Он молчалив, замкнут и ведет себя так, будто у него неожиданно отняли что-то очень ценное. Полагаю, в некотором роде так оно и есть.
Сегодня муж выпил бокал чистого джина за обедом и еще один сразу после.
Честно говоря, я подозреваю, что внезапный отъезд мисс Доуэль связан главным образом с ее таинственным кавалером в Лондоне. Кроме того, у нас и без нее есть о чем думать и переживать: здоровье Каролины, местонахождение Джека, подготовка к нашему последнему прощанию с Ван Хелсингом. Прощальных церемоний будет две: скромные закрытые похороны, которые состоятся шестого января здесь, в Шор-Грин, и публичная поминальная служба, которая пройдет одиннадцатого числа в церкви Святого Себастьяна в Лондоне, Вест-Энд. Ответственность за организацию обеих церемоний взяла на себя я.
В моей голове смутно формируется одна гипотеза. Но как ни стараюсь сосредоточиться на связях между недавними событиями, детали ускользают от меня, точно жиром намазанные, ну нипочем не удержать. Возможно ли, что некая внешняя сила мешает мне собрать мысли воедино и прийти к полному пониманию? Раньше я бы поделилась своими подозрениями с Джонатаном. Но теперь, после нашего разговора в Рождество, я знаю, что он скажет. Ах, почему он не хочет меня слушать?
– Ой, простите. Мне снился сон. По крайней мере, мама, я думаю, что это был сон.
– И что же тебе привиделось? – спросила я более мягко, чем, боюсь, разговаривала весь день.
– Огонь, мама. Смерть, принесенная в самое сердце города.