Дитя Меконга

— После того как ты умер… — Нок бросает быстрый взгляд на нахмурившегося Тонга и поправляет себя: — После того, как Кхем умер, они, видимо, решили меня добить. Я плохо помню, что тогда произошло… Помню только тяжесть тела, капли дождя на лице и страх от того, что они приближаются, а Кхем так и не приходит в себя. Потом я открыл глаза уже в больнице. О том, что ноги больше мне не подчиняются, я понял, лишь свалившись с кровати. Тётушке было тяжело поднимать меня, хотя я тогда был всего лишь подростком…

— Давайте помогу, Пи, — предлагает Тонг, когда последняя пуговица оказывается расстёгнута.

Нок закусывает губу, едва лишь начав снимать рубашку, и Тонг тянется, осторожно помогая освободиться от её плена.

Взгляд тут же цепляется за красный след. Отпечаток ладони отчётливо выделяется на нетронутой загаром коже, будто тот человек, Чат, поставил на Ноке свою метку. Подушечки пальцев снова начинает покалывать, и он сжимает руки в кулаки, возвращаясь к изначальной теме:

— Значит…

— Я провёл месяц в коме и пять лет ничего не хотел. Ни вставать на ноги, ни учиться. Школу я закончил только в двадцать два, экстерном. Уже после того, как один мальчик с золотистыми глазами вселил в меня желание двигаться дальше…

Нок рассказывает, а перед глазами севшего рядом Тонга встают картинки прошлого: отчётливые, яркие, будто ему снова пять, а родители ждут особенного гостя…

…Ему жарко и скучно, хочется подобраться поближе к воде, и чтобы мама непременно пошла с ним, ведь одного его не пустят, снова напомнив, что он ещё слишком мал. Хотя он не маленький, ему целых пять. Однако, вместо того, чтобы куда-то пойти, он сидит на пороге дома, дожидаясь «особенного гостя» и кончики пальцев покалывает от нетерпения.

Ему нравится то чувство, когда приходящие сюда хмурые люди после его прикосновений улыбаются легко и радостно. Ему нравится, что боль уходит из их тел. Нравится, даже если после этого у него самого кружится голова, а ночью снятся кошмары о чёрном человеке с ледяным копьём.

— Тонг, — мамин голос вырывает его из мыслей, заставляя поднять голову от линий на ладонях. — Подойди, пожалуйста.

Этот человек пришёл не сам. Его привезли.

Кресло на колёсах сначала удивляет Тонга, а потом перестаёт волновать. Он видит только лицо человека: осунувшееся, бледное и совершенно равнодушное.

Сердце в груди ухает куда-то вниз, будто в попытке сбежать, а на глазах наворачивается влага.

Ветер дует в лицо, холодя выступившие, но так и не пролившиеся слезы и Тонг смаргивает, устремляясь вперёд ещё прежде, чем родители что-то скажут. Ведь отец тоже стоит тут, рядом, будто страж: высокий, сильный и смелый.

— Тонг! — охает за спиной мать, когда он влетает в неподвижно сидящего равнодушного человека, да так, что тот вздрагивает в своём кресле.

Что-то говорит пришедшая с ним женщина, только Тонг не различает слов, как не понимает и того, что говорит в ответ отец.

Обычно Тонг так себя не ведёт, обычно он подходит только после того, как отец или мать скажут, что это можно сделать, и лишь после того, как они войдут в дом. Однако сейчас…