Дитя Пандоры

И трое верзил схватили меня под руки, и волоча потащили в сторону улицы, на которой располагалась местная тюрьма.

Я не сопротивлялась, да это было и бесполезно. Справиться с такими здоровяками мне явно не под силу.

— Господа, вы явно перестарались, — раздался тут мягкий тихий голос. Настолько тихий, что, поглощенная своим несчастьем, я даже не сразу расслышала его, зато охранники услышали и тут же встали, как вкопанные.

К нам приближался беркариец в белой тунике и в расшитых камнями мягких тапочках, хвост его не волочился по земле, его бережно несли слуги. Это был магистр Марцелл.

— Эта прелестная женская особь явно нездешняя, а разве так полагается обращаться с гостями на Бер-Карине? Нет-нет, господа, я решительно протестую.

Челюсти бравых охранников так и попадали.

— Ваше сиятельство, эта особь устроила погром на площади и покушалась на вашу жизнь, — начал растерянно капитан, потирая затылок, — есть все основания полагать, что она относится к членам так называемого Черного Ордена.

Брови магистра поползли вверх.

— Ну что вы, капитан, как можно сравнивать сие невинное дитя с отъявленными злодеями, — и он по-отечески покачал головой.

Я все еще не могла прийти от шока, во все глаза рассматривая одного из самых могущественных политических фигур Бер-Карина. Так по крайней мере считалось. Но сейчас я видела перед собой совсем не грозного владыку, а добродушного беркарийца, манерами скорее напоминавшего доброго дядюшку с рынка, чем великого магистра.

Заметив мой взгляд, Марцелл приблизился и склонил голову на бок.

— Прошу прощения, юная леди, за поведение моих солдат. Они решительно не знают манер. Развяжите ее!

Охранники испуганно переглянулись.

— Но, сэр, она же хотела напасть… — начал было капитан, заикаясь.

Но тут магистр просто посмотрел на него, и тот бросился развязывать веревки и вынимать блокирующего бота изо рта.

— Не зря меня называют справедливейшим во всех двух Туманностях, — улыбался Марцелл, — я ведь видел, что на мою капсулу напал крылатый пим, а сия особа пыталась остановить его.

Он взял в свои лапы мои израненные руки и пригнулся. На долю секунды мне показалось, что он принюхался, а губы прошептали слово «красная». Но почти сразу выпрямившись. магистр продолжал источать мед:

— И посему, прекрасная леди, прошу пожаловать в мой дворец, так как сегодня вы мой спасительница.

Потрясений за день было так много, что я не смогла даже удивиться, только внутри забился тревожный колокольчик. Предупреждение, что надо убираться отсюда подобру- поздорову.

— Ваше сиятельство, благодарю, но… — приступ кашля не дал мне закончить.

Магистр тут же подскочил ко мне и, придерживая за руку, мягко, но неотвратимо повел в сторону. Как раз к разрушенной капсуле была пригнана новая, теперь уже закрытая капсула.

— Я решительно не приму никаких отказов, юная леди. Прошу.

Слуги открыли двери капсулы, и я вошла внутрь. Здесь было свежо и красиво, словно в каком-то уютном доме, правда весьма богатом.

Марцелл опустил свою тушу на мягкие подушки, и те же слуги принялись приносить и ставить на стол питье и кушанья в дорогой посуде.

Магистр дал знак, и один слуга, опустившись на колени передо мной, взял мою ладонь.

— Не нужно! — тут же отдернула я ее. — Там сущие царапины, сами пройдут.

Как же я хотела поскорее убраться отсюда. Мягкая убаюкивающая обстановка этой капсулы, мило улыбающийся великий магистр Марцелл, эти слуги, летающие вокруг, словно мухи. Напряжение внутри не спадало, а только росло.

— Не беспокойтесь, юная леди, Жак всего-навсего хотел позаботиться о вашей ране. Не дай боги, загноится, придется не сладко.

Марцелл не переставал улыбаться, а я рассматривать его. Зея всегда учила нас с Леем быть осторожными, быть на чеку и не доверяться никому, только человеку, если мы конечно такого повстречаем. В ней жила твердая вера, что человек человеку поможет, а вот представителям других рас от нас нужна лишь выгода, скрытая либо явная.

Именно поэтому мы с Леем росли одинокими дикарями и скитальцами. Десять лет назад наши пути пересеклись с Зеей. Она подошла однажды к нам у ручья, и, протянув руки, произнесла торжественным тоном:

— Пойдемте со мной, дети человеческие, и вы станете великими и вернете царство предков.

И мы с братом пошли. Потому что она была первая, кто показал нам, что мы должны гордиться тем, что родились людьми, она была первая, кто убедил нас, что свобода, пускай даже лишенная удобств, дороже того рабского положения, которое мы с Леем вели, прислуживая у одной знатной семьи на Гидре. Мы стали отщепенцами, никому, в сущности, не доверявшие кроме как друг другу.

И потому, этот важный беркариец своим гостеприимством вызывал во мне столько ужаса и неуверенности.

— Как ты находишь Бер-Карин и Тет? — спросил вдруг Марцелл, отпивая напиток из высокого бокала.

Этот вопрос был задан столь непринужденно и вежливо, что у собеседника не оставалось ни капли сомнения, что перед ним добродушный беркариец, искренне интересующийся мнением пришельца о своей родной планете.

— Очень милая планета, — соврала я, пытаясь скрыть бегающий взгляд.