Внимание Джека снова приковано к дверям сарая. Он следит за тенью, перекрывающей солнечный свет, пока та движется по поверхности деревянных планок.
Тень останавливается.
Отступает.
Виднеемся размытое движение, за которым следует громкий треск, и острие топора пробивает деревянную панель, выбивая гигантскую щепу на пол.
Узкое отверстие заполняет лицо Джима, один выпученный глаз плотно прижат, вглядываясь в темноту.
— Привет, Генри.
5
Джим отводит топор назад и замахивается им на дверь сарая — снова, снова и снова. Он ждет, что услышит долгожданный крик Генри. Он удивлен — вообще-то, даже
Джим снова замахивается топором. Он с приземляется с гулким
Свободно держа топор в одной руке, Джим тянется к краю двери.
— Хватит, Джим.
Джим замирает, убирает руку с двери и опускает голову.
— Пожалуйста, не надо, брат мой.
— Нет, надо, — отвечает Лиам. — А теперь повернись.
Джим не оборачивается, но вместо этого делает маленький, медленный шаг в сторону от многострадальных дверей сарая.
— Мы почти у цели, Лиам. Парень? Он же
— Я так не думаю, — говорит Лиам. — Надо отпустить Генри. А мы убежим. Вот мое предложение.
Джим тяжело вздыхает и качает головой.
— Все в моей жизни, — говорит он.
Лиам подходит ближе, склонив голову.
— Что?
— Все в моей жизни разочаровывают меня, — заканчивает Джим, опуская мускулистые плечи. — Рано или поздно меня все подводят, чувак. Все.
Джим наполовину поворачивает голову. Лиам направляет пистолет в спину Джима. Глаза и руки австралийца тверды, и Джим знает, что он выстрелит без колебаний, стоит потянуться к 38-му, прижатому к животу.
— Ты уверен? — спрашивает Джим.
— Отойди от двери, приятель, — просит Лиам. — Брось топор, убери пистолет.
Джим делает полшага, затем останавливается.
— Ага… Что-то мне не хочется.
— Это Лиам, — говорит Генри, открывая внутренний глаз и изучая разговаривающих перед сараем мужчин. — Он поможет. Он так сказал.
Джек указывает на зажигание.
Генри не понимает. Нервничает.
— Зачем? — спрашивает он, но глаза Джека не отрываются от расщепленной, пропитанной солнцем деревянной двери сарая.
Генри вставляет ключ в замок зажигания — чего никогда раньше не делал — и чувствует облегчение, когда зазубренные зубцы металлического ключа, хотя и грубо, входят в полость.
— Круто, — замечает он.
— Знаю, — говорит Генри (хотя это не на сто процентов правда, но все же он не хочет, чтобы отец считал его маленьким и глупым) и вытягивает ноги. — Да, я дотягиваюсь, но видеть трудно.
Спина Генри почти на краю сиденья, руки сжимают нижнюю часть руля, чтобы не упасть, а глаза едва поднимаются над уровнем приборной панели. В миллионный раз за свою короткую жизнь Генри хочется быть на три дюйма выше.
— Для чего?
— Если бы ты был жив… то мог бы научить меня водить, — говорит Генри, не желая обидеть, но все же говоря так, как все маленькие дети, когда выбалтывают правду. Изо всех сил стараясь как можно удобнее устроиться на педалях, он не замечает выражения полной растерянности на призрачном лице папы.
Джек не комментирует, а вместо этого — спокойно, но быстро, потому что время уходит, о да, и очень быстро — он учит сына включать передачу, нажимать на педаль газа и тормозить. Все это время его лоб остается озабоченно нахмуренным, а глаза не отрываются от дверей сарая.
Будто ждет, что произойдет нечто ужасное.
— Я не хочу стрелять в тебя, Джим. Я ничего из этого не хотел, и мне жаль, что я подвел тебя, приятель. Правда. Но я так не могу. Я не трону этого парня.
— Я же сказал…