Дитя Тьмы и Света (СИ)

Жизнь доктора Генри Джекила протекала в сплошной работе. Только среди своих опытов, пробирок мужчина привлекательной наружности, но через чур робкий, боящийся своих привольных порывов, мог чувствовать себя спокойно. Но он не все время проводил у себя в лаборатории. У него были друзья, знакомые с которыми он вместе посещал приемы, иногда театр. Но где бы Генри Джекил не оказался, мысли его рано или поздно уносились к одному — возможности разделения темных и светлых начал человека. Он попробовал поделиться этими идеями с доктором Лидгейтом, но пожилой ученый только смеялся и похлопывал Джекила по спине (последствия выпитого вина). В такие моменты внутри робкого ученого пробуждалась такая буря раздражения и злобы, что он подумывал о том, как бы не вцепиться в горло Лидгейту. Позже, располагаясь в кресле у камина Генри Джекил ужасался своим мыслям, покрывался испариной, и его мечта разделить две части свое сути вспыхивала с новой силой. Когда Румпельштильскен подарил ему такую возможность, доктор с жадностью выпил и проглотил сыворотку. **Тут же он почувствовал мучительную боль, ломоту в костях, тягосную дурноту и такой ужас, какой человеку не суждено испытать ни в час рождения, ни в час смерти. Магический напиток отпер дверь темницы, и наружу вырвался тот, кто стоял у двери. Так возник Эдвард Хайд. Темной стороне было непривычно и по началу немного страшно в этом реальном мире, совсем как новорожденному ребенку. Но в отличии от робкого и неуверенного в себе Генри Джекила Эдвард Хайд был силен, уверен в себе и был готов получать от жизни все. В тот вечер, когда Хайд впервые явил свое лицо миру, у доктора Лидгейта был организован торжественный прием. На незваного гостя со шрамом и налитыми кровью глазами все смотрели со страхом, недоверием, а альтер-эго Джекила хоть и выглядел растерянным, но глаза его излучали холодную невозмутимость и ненависть. Это был словно сам Сатана.

— Полагаю, доктор Лидгейт, мы с вами сможем понять друг друга. Доктор Джекил на вас так рассчитывает… А мне известно кое-что о вашем романе с новой ассистенткой. Я вас понимаю, — Хайд покосился на девушку в красном платье, что сидела у камина, — такое милое создание… И полагаю мисс Лидгейт будет интересно узнать причину вашего над ней покровительства.

Это был неприкрытый шантаж, и доктору, чтобы спасти свою репутацию и избежать скандала пришлось принять доктора Джекила в научное сообщество. С каким упоительным триумфом Эдвард Хайд смотрел, как пожилой мужчина протягивает ему коробочку со значком академии.

— Методы вашего друга грязны, как и его опыты. Это ересь, но никак не наука.

Альтер-эго Джекила только ухмыльнулся.

«Знал бы этот старый дурак, кто перед ним…»

Получив желаемое, Эдвард Хайд взял с подноса очередной бокал вина. Если уж пользоваться гостеприимством доктора, то по полной. В этот миг приглашенный оркестр замолчал. Музыканты куда-то засобирались, освобождая площадку. Остались только скрипачи и ударные. Одна девушка тоже со скрипкой вышла вперед. Заиграла музыка, свечи тут же перестали светить ярко, погружая богато обставленную комнату в романтичный полумрак. И до слуха гостей донесся тихий ласковый юный голос. На площадку к музыкантам поднялась девушка в бирюзовом платье. Она запела, улыбаясь гостям.

Я слышу твой голос на ветру

Слышу, как ты взываешь ко мне.

Ты слушай, дитя, говори со мной

Ведь я — голос твоей истории.

Не бойся, иди за мной

Лишь на ответь на зов, и станешь свободным.

Я голос на ветру и под проливным дождем

Я голос твоих боли и мук.

Я голос, что вечно взывает к тебе

Я голос и буду здесь вечно…

Я голос в полях прошедшего лета.

Танец листьев осенних ветров.

Я надолго усну холодной зимою,

Найду в себе сил, и весной расцвету!

Пока Хайд слушал эту нежную симфонию, ему казалось, что девушка смотрит только на него. И не было в ее взгляде ни страха, ни отвращения, только доброта и интерес. Певица была молода и свежа, как только что распустившийся цветок, и внешне… не походила ни на одну из присутствующих на приеме дам. Волосы, не измученные бесконечными попытками сделать модную прическу, темными волнами с золотом струились водопадом до самой талии. Глаза девушки, зеленые, как свежая весенняя листва, смотрели в душу, взывали к самым ее глубинам! И голос… Волшебной красоты голос, который ласкал уши. Девушка казалась всем, не только Хайду, некой… нимфой, волшемным созданием… Альтер-эго доктора слушал, и пожар неукротимых желаний в его сердце постепенно превращался в красивый костер, который согревал, а не обжигал. Хайду было неуютно от этих легких, почти невесомых и в меру сладких ощущений, но они были в новинку, поэтому пробуждали интерес. Улыбка наслаждения и умиротворения гуляла по его губам и щекотала чувствительную кожу. Этой песней девушка словно звала мужчину за собой. Сердце Эдварда Хайда в эту самую секунду начало биться. Он больше не ощущал себя чужим в этом мире, он больше не был лишь частью человека…

Я вечно взывающий голос из прошлого,

Наполненный кровью и горем земли.

Я голос из будущего, принеси мне свой мир!