Дитя урагана

Тем временем отец получил место редактора общественно-политического еженедельника «Сан», который выходил в голубой обложке с золотым солнцем. Отца очень радовали возможности, которые предоставляла ему новая должность; некоторые лучшие его статьи были написаны для этой газеты.

Почти каждый день перед тем, как отправиться в город, отец спускался к морю поплавать, а по воскресеньям учил плавать нас с Аланом — попросту говоря, кидал нас в воду. Сам он, разумеется, плыл рядом и следил, чтоб мы не утонули, а в это время мама тряслась от страха за нас на берегу. Так в любую, даже штормовую погоду мы барахтались в волнах и учились не бояться моря. Отец показал нам, как грести руками и отталкиваться ногами, и скоро мы вместе с ним бегали к морю и с радостным визгом ныряли в волны, даже зимой.

Мне было восемь лет, когда я первый раз пошла в школу. Помню только, что в тот день шел дождь и маленький соседский мальчик позвал меня: «Девочка, иди ко мне под зонтик».

Школой заведовала добродушная старая дева — мисс Кокс. Под окнами росло огромное тутовое дерево. Лазать на него нам было запрещено, так же как не разрешалось и есть ягоды, когда они поспевали. Но мы делали и то и другое; скрыть следы преступлений было невозможно, потому что наши платья, штанишки да и физиономии и руки тоже были перепачканы красным соком. Родители были недовольны, но мисс Кокс никак не могла с нами справиться.

Единственное, чему я научилась в первой своей школе, — это играть в «поезд». Раньше я ни с кем, кроме братьев, не играла, и потому новая игра особенно меня увлекла. Мальчики пыхтели, изображая паровоз, и, маневрируя, носились из конца в конец школьного двора, а девочки цеплялись за них сзади.

И вот однажды утром между двумя мальчиками вдруг вспыхнула драка, они наскакивали друг на друга, как петушки. Мисс Кокс тут же выбежала во двор и разняла драчунов.

— В чем дело? — спросила она.

— Катти — мой прицеп, — сквозь рев, шмыгая разбитым носом, крикнул мальчик, который звал меня под зонтик, — а Арти говорит, что она должна играть с ним, потому что она ему двоюродная сестра.

— Гадкая девчонка, — возмутилась мисс Кокс. — И ты позволяешь, чтобы мальчики дрались из-за тебя!

С тех пор мне никогда больше не хотелось быть прицепом, возможно потому, что уж очень неприятно и неловко было чувствовать себя ответственной за эту стычку.

Из Брайтона мы переехали на Северную дорогу, где жили рядом с бабушкой. В сущности, это все еще был пригород. Вдоль шоссе тянулись луга, поросшие дроком и полевыми цветами, по одну сторону в голубой дымке виднелись Данденонгские холмы, по другую — море.

Я стала ходить в школу тети Лил для девочек вместе с двумя кузинами, Фанни и Лил, которые жили по соседству в большом доме. В их семье было много детей — четыре мальчика и четыре девочки. Младшая недавно появилась на свет. Фанни и Лил только о ней и говорили. Они утверждали, что их маме ее принесла одна старушка.

Когда я увидела эту старушку в гостях у тети Хэн, то стала умолять ее принести сестричку и мне.

Она сказала:

— Проси об этом свою маму.

С этого дня я непрестанно надоедала маме, требуя сестричку.

— Хочу сестричку, — ныла я, — почему у меня нет сестрички?

А через несколько месяцев, к моей несказанной радости, эта старушка вдруг пришла в гости и к нам.

— Вы принесли мне сестричку, да? — спросила я.

— Пока нет, — сказала она с лукавым блеском в глазах, — но твоя мама не против, так что, может, я и подыщу вам малыша.

— Братья у меня есть, целых двое, — сообщила я. — Я хочу сестру.

— Тут я тебе ничего не могу обещать, может, будет сестра, а может, и брат, — сказала миссис Догерти. Кажется, ее звали так — или как-то в этом роде.

Я не имела никакого представления о том, «откуда берутся дети», и тогда этим вопросом не интересовалась, с меня было вполне достаточно объяснения, что сестричку мне подыщет миссис Догерти. Но шли недели, а миссис Догерти не появлялась; это меня очень тревожило и расстраивало.

Родители тоже были встревожены и расстроены. Чем — я не знала, но словно какая-то тень омрачила их светлое, спокойное счастье. Отец уже не ходил по утрам на службу. И вечерами он больше не писал у себя в кабинете. А если мы с братьями поднимали шум, мама уже не останавливала нас и не говорила: «Тс, дети, папа работает!»

Теперь-то я знаю, в чем дело, — «Сан» перешел в другие руки, и характер издания изменился. Он стал просто общественным еженедельником, литературно-художественный отдел упразднили, и расходы были сокращены. В услугах отца издатели больше не нуждались. Напряженная работа подорвала его здоровье, к тому же он был подавлен печальной судьбой газеты, которой отдал столько сил и энергии.

Газетные вырезки в его альбоме того времени заполнены живыми, острыми фельетонами на злобу дня, которые он писал в стихах.