Заучивание текстов из Библии и пение псалмов в воскресной школе тоже относилось к числу вещей, за которые не наказывают. Почему — Хэн не понимала. Ведь она с тем же удовольствием играла в важную даму по воскресеньям, как в будни, нарядившись в сарае в старое мамино платье, играла в миссис Монморенси Смит. Она никогда не была примерной, только иногда притворялась такой. В примерную девочку она просто играла, как и во все другие игры. Зато все, за что наказывали, Хэн делала действительно от души.
Как угорелая, без шляпки, носилась она по холмам — только ветер свистел в ушах. Хэн любила слушать, как ее пронзительный смех рассыпается в воздухе и катится кувырком по лесистым склонам. Она наслаждалась суматохой, которая поднималась из-за цикад в душном дощатом помещении воскресной школы под оцинкованной крышей, когда хлопанье многочисленных носовых платков и звон цикад заглушали скрипучий голос директора. Именно ради этого Хэн приносила в школу цикад с блестящими крылышками.
Кроме того, можно было еще воровать незрелые яблоки. Хэн воровала их вовсе не для того, чтобы есть. «Нет, упаси боже», — как говорила Джесси. Она делала это исключительно ради самого восхитительно-опасного процесса воровства. Она кралась через высокую траву по саду, перебегала, согнувшись, меж яблоневых стволов, укутанных, словно ревматические старушки, для защиты от плодожорки, и лишь кончик юбки либо край соломенной шляпы иной раз мелькал за деревом, выдавая ее, до того захватывающего момента, когда яблоко сорвано, но тут же чуть не вываливается из рук, потому что из кухонного окна, которое выходит в сторону холма, где растут яблони, раздается крик Джесси:
— Это что ж такое, мисс Хэн! Я отцу пожалуюсь!
Либо Джерри, не выдержав, тявкал, и Джош бежал с дальнего конца огорода, где сеял что-нибудь или убирал капусту, посмотреть, что за воры забрались в сад. Но поздно — Тедди, Том и Хэн уже удирали сломя голову, а за ними по пятам с лаем несся Джерри».
Школа, в которую я теперь ходила, мало чем отличалась от прежних. Уроки вела «приятная, немолодая уже дама, имеющая на руках вдовую старушку-мать». Добродушные жители городка не задавались вопросом, подходит ли она для роли учительницы. Пусть школа не вполне соответствовала своему назначению — с них было довольно, как они говорили, и того, что «детишки не путаются целый день под ногами и не озорничают».
Примерно в это время меня стало интересовать, зачем отец каждый день ездит в город. На мой вопрос отец ответил: «Я езжу на работу, чтоб у всех у вас были башмаки».
Естественно, когда ребята в школе стали обсуждать, чем занимаются их родители, я гордо объявила: «А мой папа — башмачник». Это дошло до отца с матерью. Они посмеялись и объяснили мне, что отец — редактор «Дейли телеграф» в Лонсестоне и пишет статьи в газету, чтоб заработать на башмаки для меня и для братьев. Я была глубоко разочарована и расстроена. Писать статьи — что в этом интересного? Другое дело — башмачник...
Потом в ответ на мои назойливые расспросы отец назвал и профессию дедушки. Я понятия не имела, что такое аптекарь, но звучало это внушительно, а доискиваться смысла не стала — наверное, боялась еще одного разочарования.
Во всяком случае, мне доставляло большое удовольствие говорить ребятам в школе: «А мой дедушка был аптекарь!»
Много лет спустя я узнала от отца, что дедушка Причард потерял уйму денег, пытаясь доказать в суде свое право на наследство Причардов. Возмущенный и озлобленный неудачей, он решил переселиться в Австралию. Позднее он ни словом не упоминал об этом наследстве, не желая, чтобы его сыновья тратили попусту время и деньги на тяжбы в погоне за этим мифическим богатством.
Родители отца состояли в каком-то родстве с сэром Томасом Лоуренсом. Считалось, что мы с сестрой очень похожи на портрет двух внучек Лоуренса, написанный им самим, и отец даже купил гравюру с этого портрета. Сомневаюсь, чтобы я когда-нибудь выглядела столь же серьезной, как маленькая темноволосая девчушка, изображенная на портрете, но Би действительно была похожа на младшую — та же простодушно-радостная мордашка, такие же светлые, волнистые волосы. Да и поза, в которой девочек изобразил художник, была бы вполне естественна для нас с Би. Я очень любила свою хорошенькую сестричку и всегда относилась к ней восторженно и покровительственно.
Большим событием в моем детстве было знакомство с капитаном третьего ранга Кроуфордом Паско, офицером королевского военного флота, который приехал к нам погостить. Кэп Паско, как мы его звали, был маминым крестным отцом. Мама родилась в его доме в Уильямстауне, штат Виктория.