Дитя

– Я собиралась в тот же вечер рассказать обо всем Чарли, когда он позвонит, – продолжала Джуд. – Но его первые слова были такими душевными и ласковыми. Он называл меня своим ангелом и спрашивал о ребенке. И я ответила: «С нами все отлично». Так и зародилась эта ложь. Назад пути для меня уже не было.

Эмма слушала, не поднимая на нее глаз, но детектив-инспектор хладнокровно глядел на нее в упор.

– Продолжайте, мисс Мэссингхем.

– Я решила попозже прикинуться, будто потеряла ребенка. Уже после того, как он обещает на мне жениться. И если бы он действительно на мне женился, то ничего из этого уже бы не случилось, – сказала Джуд, однако лицо у инспектора нисколько не смягчилось.

– Я делала себе накладной живот из старой поролоновой подушки, постепенно добавляя слой за слоем и нося просторную одежду для беременных. Чарли по телефону я говорила, как у меня болят и отекают ноги. Мне кажется, я тогда и вправду верила, что по-прежнему ношу дитя.

– А как же ваш сожитель? Он что, ничего не подозревал? – спросил детектив-инспектор.

– Он был музыкант и ездил тогда с гастрольным туром по Европе вместе со своей группой. Сроки его поездки все больше продлевались, так что он не видел меня несколько месяцев.

– А что вы говорили вашим друзьям, мисс Мэссингхем, вашей семье, наконец?

– Родители перестали со мною общаться, когда я им сказала, что ношу ребенка. Незаконнорожденное дитя для них было бы уже слишком. Что бы они тогда сказали своим друзьям по гольф-клубу? А я продолжала работать – мне были нужны деньги, – и на седьмом месяце взяла декретный отпуск. Объяснила, что должна уйти пораньше, потому что сильно повысилось давление и для безопасности ребенка мне велено держать ноги повыше. Девчонки на работе, конечно, были разочарованы. Они-то собирались устроить мне на прощание вечеринку… – Джуд скосила глаза на дочь. «О чем ты сейчас думаешь там, Эмма?»

Она рассказала детективу, как позвонила врачу сказать, что будет в отъезде – уедет на какое-то время с Чарли за границу. Так что ни на какое дородовое наблюдение ей ходить было уже не нужно.

Дальше она просто сидела дома, пытаясь придумать, что делать теперь. И с приближением дня Х, когда все раскроется, Джуд все сильнее предавалась убийственной панике. Чарли должен был вернуться через две недели, ожидая, что она уже изрядно на сносях и вот-вот родит ребенка. Как только он ее обнимет, то сразу все поймет, не так ли? Что было делать?

Совершенно дикие мысли стали являться ей в ночи. Она скажет Чарли, будто у нее опухоль, и ей просто не хотелось ему о том говорить. Он будет слишком потрясен этим и не станет особо расспрашивать. Или станет?

Она скажет, что дитя умерло. Тогда будет слишком много вопросов – и в итоге он уйдет.

– Для меня просто невыносима была мысль, что он меня бросит. Я должна была предъявить ему дитя. И вот я отправилась на вокзал Ватерлоо и села на первый же поданный под посадку поезд к югу. Я была совершенно не в себе, я вообще не представляла куда еду, – мне необходимо было найти какую-нибудь больницу с родильным домом.

Джуд вспомнила, как кто-то даже встал в поезде, чтобы уступить ей место, и она, с улыбкой бормоча благодарности, с многоопытным видом уселась.

– Вышла я в Бейзингстоке, – сказала она.

– Вам уже когда-то доводилось там бывать? – спросил инспектор Синклэйр.

– Нет, мне пришлось спрашивать у людей дорогу к роддому.

Джуд сделала глубокий вдох и мысленно вновь ступила в двери родильного корпуса.

Она зашла в лифт, избегая встречаться глазами с набившимися туда людьми. У них были букеты цветов, подарки в нарядной бумаге с младенцами и аистами. Кто-то держал за руку уже двухлетних малышей. Все они радовались и смеялись. На нее, похоже, никто не обратил внимания.

Она сообразила, что явилась не в то время. Ей необходимо было прийти туда в самом конце дня, а не в начале часов посещения. Сейчас вокруг было слишком много свидетелей. А потому Джуд вышла из больницы и отправилась в ближайший парк, где посидела где-то час, пока слабенькое весеннее солнце не скрылось за домами и она не начала мерзнуть.

Она снова вернулась в больницу и вошла в лифт – теперь уже в полном одиночестве. Двери сперва открылись на этаже послеродового отделения. Там она увидела все тех же людей – цветы и поздравления уже были переданы, и посетители явно собирались на выход. Джуд, кстати, тоже на улице купила себе цветы и теперь прижимала букетик к животу.

Когда двери лифта открылись вновь, она на какую-то секунду оказалась совсем одна. Потом Джуд увидела, как через полкоридора от нее из палаты вышла женщина. В руках у нее было полотенце и мыльные принадлежности. Она направилась в противоположную сторону от Джуд, совершенно ее не заметив.