Дитрих Бонхёффер. Праведник мира против Третьего Рейха

Главным из этих визитов стала поездка к бабушке, которую я с детства очень любила. Она отвечала мне взаимностью, тем более что видела во мне сходство с собой, какой она была в молодости. Я провела в имении неделю, и в гости приехал знаменитый пастор Бонхёффер. Сначала меня смутило появление чужого человека, но быстро выяснилось, что мы все трое отлично ладим. Старшие строили беседу так, чтобы я все понимала, и сердечно ободряли меня принять участие в разговоре. И я участвовала.

Боюсь, в ту пору я повадилась разговаривать с бабушкой с молодой заносчивостью, и этот тон сохранился даже по приезде Дитриха. Мы обсуждали планы на будущее. Бабушка считала пустой прихотью мое желание заниматься математикой, но Дитрих (может быть, из духа противоречия) отнесся к нему серьезно.

Мы гуляли в саду, Дитрих рассказывал мне о поездке в Америку, и оба мы удивились тому, что у меня даже не было знакомых, побывавших в той стране527.

Наутро Мария уехала, вместе они пробыли очень недолго, но Дитрих был поражен в самое сердце. Как всегда ему требовалось время для тщательного разбора своих мыслей и чувств, но его изумило, как за столь короткое время эта красивая, умная и уверенная в себе девушка сумела произвести на него подобное впечатление. Ей только что исполнилось восемнадцать.

Бонхёффер запомнил Марию двенадцатилетней девочкой, в 1936 году он счел ее слишком юной, чтобы готовить ее к конфирмации вместе со старшим братом и кузенами. С тех пор он несколько раз встречался с ней в Кляйн-Крёссине и в Кьекове, но так и не разглядел. И вот – красивая, живая молодая дувушка, мечтающая изучать математику. Бонхёффер искренне осхищался померанскими аристократами, но подобных амбиций у женской половины этого класса доселе не замечал. Для грюневальдцев это было бы естественно, здесь – удивительно.

Он хорошо знал семью Марии, дружил с ее бабушкой, часто общался со старшим братом Марии Максом – между ними была разница в два года, и Мария обожала брата. Теперь Макс воевал на Восточном фронте. Знал Бонхёффер и родителей Марии, Ханса и Рут фон Ведемайер, глубоко верующих христиан и бескомпромиссных противников Гитлера.

Ханс фон Ведемайер был близок с Францем фон Папеном, который занимал пост канцлера до Гитлера. Фон Папен стал одной из ключевых фигур, приведших Гитлера к власти в уверенности, что его удастся контролировать. Ведемайер подобных иллюзий не питал. Рут запомнила реакцию мужа в тот день, когда Гитлер сделался рейхсканцлером: «Никогда, ни прежде, ни потом я не видела его в подобном отчаянии»528. Фон Папен занял пост вице-канцлера при Гитлере, и фон Ведемайер оставался работать у него в штате, однако три месяца спустя подал в отставку, не в силах больше выносить все это. И хорошо сделал: через год, в «ночь длинных ножей», его преемника убили прямо за рабочим столом.

В 1936 году нацисты решили разобраться с Ведемайером, который не скрывал принципиально антигитлеровских убеждений. Против него развязали кампанию в прессе и предприняли попытку в судебном порядке лишить его права распоряжаться имением в Пэтциге. Под конец нелепой пародии на юридическую процедуру судья-нацист заставил Ведемайера три четверти часа стоя выслушивать обвинительную речь, понося «недостойную позицию и подлый характер»529 подсудимого. Друзья горячо отговаривали его от попытки апеллировать, но Ведемайер тем не менее перенес дело в суд высшей инстанции. В течение года он готовился к новому слушанию. Ему помогал родственник, Фабиан фон Шлабрендорфф, в дальнейшем – ключевая фигура заговора против Гитлера. В итоге Ведемайера освободили от всех обвинений.

Супруги Ведемайеры возглавляли также движение Вернойхен, течение евангеликов, пытавшихся вдохнуть новую жизнь в застой лютеранских церквей. Каждый год в Пэтциге проводилось собрание.