В этой беспокойной игре, где все карты постоянно перетасовывались, где каждый вел двойную игру, трудно понять, как некоторые хронисты и историки, вплоть до сегодняшнего дня, смогли приписать Дю Геклену роль предателя. Напротив, если и был человек, чье отношение к этому вопросу было не двусмысленно, то это он. В то время как большинство бретонских дворян присоединились к герцогскому знамени, письменно выражая свою верность королю, коннетабль оставался человеком короля, но добровольно отошел в сторону. В конце 1379 года он оставался в окрестностях Понторсона и Сен-Мало, присматривая за пограничными гарнизонами с небольшим отрядом, насчитывающим менее 200 человек. Эта двусмысленная ситуация ни мира, ни войны его не устраивала.
В 1380 году он нашел дело, которое больше соответствовало его характеруу. В конце марта он был в Байе, где инспектировал гарнизон, а 20 апреля — в Понторсоне. Там он получил письмо от короля, в котором тот приказывал ему вернуться в Париж и возлагал на него новую миссию в Лангедоке. Несомненно, обрадованный тем, что покинул этот сомнительный театр военных действий, он сразу же отправился в путь: в начале мая он был в столице, а 8-го числа провел смотр своих войск в 500 копий.
Смерть коннетабля (июль 1380 года)
Поэтому в середине мая 1380 года довольный новы заданием и решительный Бертран Дю Геклен отправился в верхнюю Овернь. Наконец-то ему предстояло снова увидеть настоящую битву, столкнуться с настоящим врагом, поучаствовать в осадах и штурмах, которые он так любил. В шестьдесят лет был ли он немного уставшим и потрепанным, как предполагает Гийом де Сент-Андре? Последние события, возможно, состарили его, так как, по словам д'Аржантре, он признался королю перед отъездом: "Я постарел, но не устал". Но шестьдесят лет — это далеко не предельный возраст для воинов его уровня, большинство из которых не уходили на пенсию: Чандос и Одрегем погибли в бою в возрасте шестидесяти и семидесяти лет. Дю Геклен вновь обрел уверенность в себе.
28 мая он находился в Мён-сюр-Луар, а 1 июня — в Мулене, в самом сердце Бурбонне. Герцог Бурбонский приветствовал его там и устроил праздник: он подарил ему цепь ордена Золотого щита и золотую вазу с чеканкой его герба. 10 июня он вошел в Клермон, где два других брата короля, герцоги Анжуйский и Беррийский, оказали ему очень теплый прием. Этот поход на юг был определенно апофеозом. Он продолжался до Ле-Пюи, одного из главных центров паломничества христианства. Дю Геклен прибыл туда в компании принцев и застал там виконта Полиньяка, одного из знатных баронов региона.
Именно с этого момента начались военные действия. Их целью было изолировать крепость Карлат, главное пристанище разбойников, к югу от Орильяка. Для этого Дю Геклен сначала осадил Шалье на реке Трюйер, логово беарнца Пьера де Галара и его англо-гасконцев. Крепость была внушительной, а осадное оборудование пришлось тащить на волах. Город Сен-Флур, давно страдавший от бесчинств Галара, предоставил коннетаблю 252 "горшка" (pots à feu) — малокалиберных огнестрельных орудия. Гарнизон не стал искушать судьбу и 27 июня капитулировал.
Следующей целью был Шатонеф-де-Рандон, еще одно место, зависимое от Галара, в тридцати километрах к северо-востоку от Менде, на границе Лозера, Жеводана и Веле. Крепость находилась на скале, на высоте 1.300 метров. Гарнизон, которым командовал сам Галар, состоял из англичан и гасконцев. Дю Геклен разбил свой лагерь у подножия горы, в деревушке Л'Абитарель. С ним были маршал Сансер и герцог Беррийский, что подтверждает, что предприятие было весьма значительным. Осада началась 1 июля. После нескольких неудачных штурмов осаждавшие полностью блокировал город. Результат не вызывал сомнений: полностью окруженный город был обречен на голодную смерть. Поэтому начался обычный торг: если помощь не придет до определенной даты, возможно, 13 или 14 июля, город сдастся; для гарантии соблюдения этого соглашения были предоставлены заложники.
Именно тогда, вероятно, около 7 июля, Дю Геклен внезапно заболел. Была ли это дизентерия или пневмония, вызванная питьем холодной воды из родника в жару? Местная традиция отдает предпочтение последнему объяснению, что вполне вероятно, в истории есть много подобных случаев. Состояние Бертрана очень быстро ухудшилось, вплоть до отчаянного. 9-го числа он вызвал нотариуса из Менде, Жака Шезаля, которому продиктовал свое завещание, к которому 10-го числа сделал дополнение.