Дюбал Вахазар и другие неэвклидовы драмы

Я н у л ь к а. Я достойное продолжение своего папаши в женском обличье. Хочу быть святой, неприкосновенной ни для кого, даже для самой себя, и в то же время желаю, чтоб меня растерзали в миллионах объятий незнакомые мерзкие мужики, и пусть они режут друг друга за мое тело. Хочу, чтоб меня посадили на кол и хлестали нагайками озверевшие от вожделения человеко-скоты, и жажду, чтоб небесное лобзанье ангела, подобно дивному цветку, упало в глубочайшую, тихую заводь моей девчоночьей души. Хочу владеть всем миром через страшного тирана, который — лишь дуновенье пурпурно лоснящейся черноты моей воплощенной в нем похоти, вздыбленной кровавым мясом мускулов, лопающихся от избытка силы, — тирана, который был бы тенью сокровеннейшей и беспредметной грезы, расплавленной в Небытии — этом смерзшемся в камень вселенском эфире вымершего вовеки Бытия. Довольно, а то я лопну!

Д е р  Ц и п ф е л ь. Изыди! Впору пожалеть, что я не твой любовник.

 

Янулька исчезает в люке у двери шалаша.

 

М а г и с т р (встает и приближается к двери). Какими чудовищно привередливыми они стали, превратившись в духов! Сумею ли я дать им то, чего они ищут — я, абсолютный скептик по части насытимости вообще?

Д е р  Ц и п ф е л ь. А вы тоже станьте духом, господин граф. Для этого есть надежный способ.

М а г и с т р (выходя из шалаша). Какой же?

Д е р  Ц и п ф е л ь (следуя за ним). А вот какой. (Стреляет Магистру в грудь из маленького револьвера; Боярам.) Эй, князья, оттащите-ка труп Магистра за шалаш. Он должен трансформироваться в уединении.

 

Двое Бояр уносят Магистра за шалаш, затем возвращаются.

 

Ф.  П л а з е в и ц. Знаете, однако интуиция — чудесная штука: что бы ни взбрело в башку — немедленно исполнить. Против интуиции есть только одно средство — полиция! К счастью, в нашем государстве она еще недостаточно организованна. Конечно, если говорить о жизни, а не о философии. В философии роль полиции выполняет эта проклятая система непротиворечивой формальной логики. (Вонзая короткий охотничий нож Дер Ципфелю в грудь.) Вот тебе за все твое вранье, старый фокусник! Теперь уж я раз навсегда освобожу твоих мнимых духов от влияния этих псевдо-флюидов. Скажи еще спасибо, что перед смертью я не пустил на тебя депрессивные газы, мною открытые и мною же промышленно производимые. (Только теперь Дер Ципфель без единого стона падает и тут же пропадает в люке перед шалашом.) А это еще что? Как в воду канул! (Тем временем из-за шалаша выходит  М а г и с т р, а справа, из-за деревьев — Ф и з д е й к о, опираясь на  Я н у л ь к у.) Ну да ладно. Хорошо, хоть эти живы-здоровы.

 

Обтирает нож и прячет в ножны.

 

М а г и с т р (Физдейко и Янульке). Эй вы там, послушайте — почему вы от меня дали дёру?

Ф и з д е й к о. Ты уж прости, Готфрид! Не знаю — может быть, то, что ты предлагаешь, свыше наших — моих и Янульки — сил. Еще есть время отказаться.

 

Из шалаша выходят Герцог и Герцогиня  д е  л я  Т р е ф у й  и  Г л и с с а н д е р, за ними — двенадцать  Б о я р.

 

М а г и с т р. Постыдись, Евгений, неужто отступать после того, как мы заварили такую кашу? Мосты сожжены, для нас нет места в этом мире, разве что в этой твоей оскотеневшей Литве. Мы окружены кольцом социалистических республик и неизбежно погибнем, если не создадим что-нибудь диаметрально противоположное. Обыдление там еще не зашло так далеко, как у нас. Там массы еще верят в будущее. А здесь — у нас на глазах — начинается отлив истории. Я даже перестал признавать неотвратимость обобществления, а ты хочешь сбежать? Но куда? Кстати, у меня есть в резерве семиты. С нами ничего не случится.

Ф и з д е й к о. Не верю я даже в твое могущество. Это страшно. Мне не хватает какой-то малости — буквально атома веры.

Я н у л ь к а (указывая на Магистра). Ему тоже кой-чего не хватает. У трупа мамочки он плакал, как дитя. Мне говорили уроды.

М а г и с т р. Скажу вам правду: я обычный, в меру добрый человечек. Да и вы — точно такие же. В нас нет ничего из того, о чем мы твердим. А где-то на свете живет моя мать, которую я люблю и которая страдает, считая, что я хуже, чем есть. У меня есть сестрички, такие же, как она (указывает на Янульку), — и больше мне ничего для счастья не нужно. Я даже не соблазнитель. Я просто — великое ничто: люблю сажать цветочки, иногда прочесть романчик, навестить знакомых, сыграть в теннис или в шахматы...