Дюк де Ришелье

В Гааге личному секретарю герцога барону Триган-Латуру под величайшим секретом вручили длинное письмо Деказа, датированное 7 ноября, к которому прилагалась короткая, но весьма любезная записка короля. Дессоль, Луи и Гувион-Сен-Сир подали в отставку, Деказ считал, что Ришельё — единственный человек, способный остановить нынешнее брожение, не впадая в реакцию, и поэтому умолял его встать во главе большого правительства, состоящего из умеренных представителей «доктринеров» и конституционалистов, а также роялистов, и осуществить целый ряд политических мер, в том числе изменить закон о выборах и укрепить армию. «На коленях заклинаю Вас, во имя стольких интересов, которые Вам так дороги: если Вы не можете решиться уступить мольбам короля и всех нас, подождите, не отвергайте нас, не повидавшись. Приезжайте. Услышьте нас. Выслушаем друг друга».

Ришельё ответил сразу (в Париж его письмо было доставлено 16 ноября): «Положа руку на сердце, прислушиваясь только к голосу моей совести и говоря с Королем, как если бы я говорил с Богом, я считаю своим долгом ему сказать, что ни в коем случае не хочу и не могу вернуться на пост, который я оставил, или любой похожий. Я рассматриваю это решение как абсолютный долг и предпочту утратить благорасположение Короля, нежели не оправдать его доверие, вновь возложив на себя обязанности, которые не считаю себя в состоянии исполнять».

В итоге 19 ноября кабинет возглавил сам Деказ, сформировавший правительство правого центра: графа де Серра (автора законов о свободе прессы 1819 года, который теперь убедился, что был неправ, и был готов закручивать гайки) он назначил министром юстиции, Паскье — министром иностранных дел, генерала де Латур-Мобура — военным министром, Руа — министром финансов. Программа была проста: изменить закон о выборах.

Однако граф де Серр, который должен был представить обеим палатам парламента новое избирательное законодательство, тяжело заболел и лечился на юге. Ришельё, вернувшийся в Париж 2 декабря, следил за ходом событий с интересом, но без иллюзий. Исправлять ошибки гораздо сложнее, чем делать… Король, казалось, смирился с его решением удалиться от большой политики, попросив лишь о последней услуге: 29 января 1820 года скончался английский король Георг III, и Людовик поручил герцогу де Ришельё представлять его на коронации Георга IV.

Арман уже готовился ехать в Лондон, планируя провести часть лета в Одессе и в Крыму, но тут, как уже не раз бывало в его жизни, произошло непредвиденное. Накануне отъезда, 13 февраля, около полуночи, к нему прибежал посланный от Деказа с ошеломляющей новостью: герцог Беррийский смертельно ранен!

В тот вечер герцог с женой были в Опере на улице Ришельё. Со времени своего возвращения во Францию принц жил как простой человек, политикой не занимался, охраны не имел. В антракте он, без плаща и шляпы, проводил супругу к ее карете и собирался вернуться в театр, как вдруг на него налетел какой-то человек и вонзил ему в грудь острый предмет. Сначала герцог подумал, что его просто ударили кулаком, машинально схватился рукой за место удара — и… «Ах, это кинжал! Я убит!» Мария Каролина закричала… На самом деле «кинжал» оказался шилом длиной 25 сантиметров. Убийцу тотчас схватила полиция и увела на допрос; выяснилось, что это рабочий-седельщик Луи Пьер Лувель.

Узнав страшную новость, Ришельё помчался к Опере (от его дома на Вандомской площади до нее было меньше километра); ни о какой поездке в Англию теперь, конечно, не могло быть и речи. Несчастный скончался на рассвете, в половине седьмого 14 февраля; он всё время находился в сознании и то жаловался, что смерть так долго не приходит, то просил пощадить человека, нанесшего ему роковой удар.

В это время его убийца хладнокровно объяснил следователям, что действовал в одиночку, согласно своим убеждениям, и что лично против герцога Беррийского он ничего не имеет, а его целью было «уничтожить корень» Бурбонов. В самом деле, только герцог еще мог подарить французскому престолу наследника: у его старшего брата герцога Ангулемского, которому уже перевалило за пятьдесят, детей не было (он страдал импотенцией), а Мария Каролина уже родила мужу несколько детей, из которых, правда, выжила только дочь. В тот момент она опять была беременна, но убийца не мог об этом знать. Лувель, родившийся в 1783 году, был патриотом (он научился читать по Декларации прав человека и гражданина) и ярым бонапартистом (он даже последовал за императором на Эльбу), а Бурбонов считал изменниками, поскольку они допустили иностранную оккупацию.

Утром в стране был объявлен траур; толпы людей приходили проститься с убиенным герцогом, которого было решено похоронить в королевской усыпальнице Сен-Дени. Деказ предложил представить в парламент два исключительных закона: об ограничении личных прав и свобод и о газетной цензуре. Однако хорохорился он только на публике, а в личной переписке прорывалось отчаяние. «Нас всех убили», — написал он 15 февраля графу де Серру, всё еще пребывавшему в Ницце.