Дюльбер 1918

Через три месяца. Гостиная дворца «Дюльбер». Слышны звуки духового оркестра. Все в приподнятом настроении обедают.

ПЕТР НИКОЛАЕВИЧ. Однако появление немецких войск оказало магическое действие на крымское население. Большевистский дух сразу выветрился, а кто им симпатизировал, поспешили сменить свои взгляды.

КУЛИКОВСКИЙ. Да, престиж немцев велик, хотя германские силы в Севастополе весьма незначительны. Но даже их оказалось достаточно, чтобы восстановить порядок.

ФЕЛИКС. А мне лично тяжко и унизительно видеть, что немцы располагаются в Крыму, как дома.

МАРИЯ ФЕДОРОВНА. Я получила предложение от Кайзера Вильгельма Второго провозгласить Императором всея Руси того члена императорской семьи, кто согласится подтвердить Брест-Литовский договор. Я, разумеется, с негодованием отвергла это предложение, заявив, что никто и никогда из Романовых не будет предателем.

КСЕНИЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Это достойный ответ, мама.

КУЛИКОВСКИЙ. Меня в последнее время огорчает, что многие наши офицеры прибывают в Крым именно для того, чтобы легче отсюда было улизнуть за границу. Это выше моего понимания. Выходит, что у них нет ни малейшего чувства патриотизма.

ФЕЛИКС. А я, напротив, хочу участвовать в борьбе патриотов против разрушительных сил, охвативших страну. И я решил присоединиться к белой армии и через своих людей написал письмо Деникину.

КУЛИКОВСКИЙ. И что вам ответил Антон Иванович?

ФЕЛИКС. Он мне ответил, что по соображениям политического характера присутствие членов и родных семьи Романовых в белой армии нежелательно. Этот отказ меня глубоко разочаровал.

Открывается дверь, и в гостиную входит Задорожный. Он в бушлате и матросской бескозырке. За спиной вещевой мешок. В руках у него шкатулка.

АЛЕКСАНДР МИХАЙЛОВИЧ. О, товарищ комиссар, заходите, заходите.

ЗАДОРОЖНЫЙ. Я пришел попрощаться. Нужно уезжать, нам небезопасно здесь оставаться. Охранять вас теперь будут офицеры генерала Боровского.

ОЛЬГА АЛЕКСАНДРОВНА. И куда же вы поедете?

ЗАДОРОЖНЫЙ. На свою родину, в Харьковскую область. Я до революции работал там писарем на Харитоньевском сахарном заводе. Поеду домой на поезде. Пока поезда до Харькова ходят.

МАРИЯ ФЕДОРОВНА. Пообедайте с нами. И это будет обед в вашу честь.

Задорожный подходит ближе к Марии Федоровне.

ЗАДОРОЖНЫЙ. Я хочу вернуть вам драгоценности, которые изъял у вас при обыске. Я так и не отдал их в Севастопольский Совет.

Задорожный отдает Марии Федоровне шкатулку.

МАРИЯ ФЕДОРОНА. Спасибо, все эти вещи ценны для меня не по стоимости, а как подарки Саши. Прошу вас, садитесь с нами обедать.

Она кладет шкатулку на маленький стол. Задорожный и Мария Федоровна садятся за стол обедать.

Пауза.

Я, признаться, поначалу считала вас омерзительным человеком, настоящим палачом.

ЗАДОРОЖНЫЙ (смеется.) Мне пришлось делать вид, что я такой, иначе бы меня заменили кем-нибудь другим.

МИЛИЦА. Почему вы рисковали жизнью ради императорской фамилии? Вы что, тайный монархист?

ЗАДОРОЖНЫЙ. Нет, я эсер. Но я считаю, что ни у кого нельзя отнимать жизнь насильственно.

ОЛЬГА АЛЕКСАНДРОВНА. Есть много свидетельств выражения заботы о нас с вашей стороны, и мы вам очень благодарны.

ПЕТР НИКОЛАЕВИЧ. Да, оружие, что вы нам дали в ту ночь, спасло наши жизни.

КУЛИКОВСКИЙ. Особенно пригодился пулемет.

Все смеются.

КСЕНИЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Даже не верится, что нам грозила смертельная опасность со стороны этого Ялтинского Совета. Сейчас так хорошо и спокойно.

МИЛИЦА. Вы человек широкой души, вызывающий уважение.

МАРИЯ ФЕДОРОВНА. Вы не только спасли нам жизнь, но и возродили веру в природную доброту русского народа. Мне глубинно важно понять, как человек ведет и проявляет себя в моменты тяжелейших испытаний. Вы вели себя достойно.

ЗАДОРОЖНЫЙ. Мне было поручено вас охранять, что я и делал.

АЛЕКСАНДР МИХАЙЛОВИЧ. А если бы было поручено нас расстрелять?

Пауза. Входит Степан. Он одет по всей форме и с вещевым мешком.

СТЕПАН. Филипп Львович, пора. Поезд через полчаса. Опоздаем.

ЗАДОРОЖНЫЙ. Да, Степан. Иду.

Степан подходит к Марии Федоровне и встает перед ней на колени. Целует руку.