Дюльбер 1918

Феликс продолжает некоторое время играть на гитаре. Потом откладывает ее в сторону.

Да, господа, давно ли все это было. Жили красиво и не заметили, как погибла наша жизнь. Трудно представить, что где-то там была Россия, император, царская семья, дворцы, церкви, парады, казаки, красота отягощенных драгоценностями женщин. Воспоминания о счастливом прошлом возбуждают глубокую грусть в душе.

МИЛИЦА. Вы, Феликс, баловень судьбы, красавец, богаты. Вам и убийство Распутина с рук сошло, подумаешь, послали ненадолго в Курскую губернию. Серьезное наказание.

ФЕЛИКС. Баловень судьбы, говорите. Баловень судьбы не оказался бы в Крыму в такое время. Как теперь отсюда выбраться, да еще с этим цербером Задорожным.

ИРИНА (продолжая писать картину.) Мой муж Феликс привык быть в центре всеобщего внимания и часто добивался этого экстравагантными поступками. Представляете, он в тринадцать лет, гуляя с родителями на Всемирной выставке в Париже, схватил пожарный шланг и начал поливать им прохожих. Ну каково это?

ФЕЛИКС. Да, учась в Англии, в Оксфорде, я был звездой лондонских балов. Мои костюмы были самыми яркими и дорогими.

ИРИНА. Феликс любит жизнь в изысканном беспорядке. Он грешит красивостями.

МАРИЯ ФЕДОРОВНА (сидя в кресле.) У вас, Феликс, в одном глазу бог, а в другом черт. Но я все равно вас люблю.

Феликс подходит к Марии Федоровне, встает на колени и целует ей руку.

ФЕЛИКС. И я вас очень люблю, всемилостивейшая государыня.

МАРИЯ ФЕДОРОВНА(поднимая с колен Феликса). Я уже много раз говорила вам, давайте здесь будем общаться без церемоний. Зовите меня просто Мария Федоровна. А то у нас тут будут сплошные «милостивые государи» и «ваши высочества». Мы все здесь в равном положении пленников.

ФЕЛИКС (встает и обращается в зал). Господа, я понял, что такое революция. Это гибель уюта. Какая сейчас польза от благородного происхождения, если нет денег и есть нечего? Я всегда ненавидел бедность, а сейчас сталкиваюсь с ней каждый день.

ОЛЬГА АЛЕКСАНДРОВНА. Мужчины удивительные люди, они не могут переносить малейшие неудобства. У женщин вся жизнь из неудобств.

Феликс подходит к картине, которую пишет Ирина.

ФЕЛИКС (разглядывая картину.) Ну и что ты здесь изобразила?

ИРИНА. Это добрые неземные существа.

ФЕЛИКС. Ты на всех картинах пишешь всякие фантастические образы, лица с огромными глазами и странными взорами… Смени тему.

МАРИЯ ФЕДОРОВНА. Я вчера получила письмо от Ники. Представляете, в адресе вычеркнуты все мои титулы, и кто-то корявой рукой написал: «Марии Романовой». И письмо, конечно, было вскрыто.

ПЕТР НИКОЛАЕВИЧ. Известно, кто написал. Наш комиссар, товарищ Задорожный.

МАРИЯ ФЕДОРОВНА. Тем самым они, по-видимому, надеются нанести мне оскорбление, стараются унизить меня во всем. Впрочем, меня это не волнует, главное, чтобы письма доходили.

ОЛЬГА АЛЕКСАНДРОВНА. Как там он, в Тобольске? Что пишет?

МАРИЯ ФЕДОРОВНА. Слава Богу, все живы и здоровы. С ними не общаются. Еды мало, им немного помогают монашки, которые приносят молоко и яйца. Пишет, что для него ночь — лучшая часть суток, по крайней мере, забываешь на время обо всех этих ужасах.

КСЕНИЯ АЛЕКСАНДРОВНА. Можно ли было себе представить, что все это произойдет в России. И что народ так быстро и с такой радостью изменит свое поведение. Кажется, все сошли с ума. Мы совершенно подавлены, все, что происходит, — это так ужасно и страшно, что просто нет слов.

ИРИНА. Бедные, сбитые с толку люди. Что сделалось с нашим несчастным народом? Очнется ли он когда-нибудь?

ПЕТР НИКОЛАЕВИЧ. Так хочется верить, что найдутся люди, которые выведут Россию из этого ужасного хаоса и тупика. Видеть и осознавать, что Россия гибнет так бесцельно, — это просто невыносимо.

ОЛЬГА АЛЕКСАНДРОВНА. А почему так получилось? Бедность народа, привилегии дворянства, богатство по праву рождения, паразитическая жизнь элиты — это разве нормально?

Все посмотрели на Ольгу Александровну.

ПЕТР НИКОЛАЕВИЧ. Да, конечно… проблемы были, социальное неравенство, тяжелые условия труда рабочих и крестьян. Но их же можно было решить мирным путем через изменение законов. Зачем же революция? А сейчас? Разрушены жизненные устои, отвергнуты прежние ценности, выходят наружу темные инстинкты толпы.