Дюна

Джессика кивнула, подошла к выходу из расщелины, откуда вид на пустыню открывался более широкий, и резко вскинула бинокль к глазам. Впереди ослепительной белизной поблескивал окаймленный бурой коркой грязи солончак – белое поле, белизна которого говорила о смерти. Но котловина свидетельствовала и о другом – о воде. Когда-то она текла по этому, теперь ослепительно-белому, ложу. Джессика опустила бинокль, поправила бурнус, на мгновение прислушалась к движениям Пола.

Солнце клонилось все ниже. Солончак пересекли тени. Невероятное буйство красок заполыхало в стороне заката, а с другой стороны угольно-черные тени щупальцами потянулись по песку. Постепенно они росли, росли… и наконец тьма поглотила пустыню.

Звезды.

Джессика глядела вверх, когда к ней подошел Пол. Ночь словно тоже смотрела из пустыни вверх, на звезды, едва не взлетала к ним, освободившись от тяжкого груза дня. Легкий ветерок тронул лицо.

– Скоро взойдет первая луна, – сказал Пол. – Ранец собран, колотушку я уже поставил.

«Мы можем погибнуть здесь, – подумала она. – И никто не узнает».

Ночной ветерок вздымал песчинки, шелестящие по лицу, нес с собою аромат корицы, опутывал их во тьме облаками запахов.

– Понюхай, – сказал Пол.

– Чувствуется даже сквозь фильтр, – проговорила она. – Сокровища. Но на них не купишь воды. – Она показала на скалу напротив котловины. – Огней не видно.

– За этими скалами укрыт ситч фрименов, – сказал он.

Серебряная монетка первой луны выкатилась на небосклон справа от них. Она поднималась все выше, на диске угадывался отпечаток сжатой ладони. Джессика глядела на серебристо-белую полоску песка под нею.

– Я поставил колотушку в самой глубокой части ущелья, – сказал Пол, – когда зажгу свечу, у нас останется около тридцати минут.

– Тридцать минут?

– Прежде чем колотушка начнет звать… червя.

– Ох, я готова.

Пол скользнул в сторону, она услышала, как он поднимается вверх по расселине.

«Ночь словно тоннель, – подумала Джессика, – дыра в завтра… если завтра настанет для нас. – Она качнула головой. – Откуда эта хворь? Меня учили не этому!»

Пол вернулся, взял ранец, спустился вниз, к подножию первой дюны, и остановился, прислушиваясь к шагам матери. Он слышал ее тихие шаги – холодные камешки звуков, которыми пустыня отмеряла их жизнь.

– Надо идти без ритма, – сказал Пол, припоминая все, что он слышал – в памяти истинной и пророческой. – Посмотри, как я иду, – добавил он. – Так фримены ходят по пескам.

Он ступил на наветренную сторону дюны и зашагал вверх по пологой кривой, подволакивая ноги.

Шагов десять Джессика следила за ним, потом, подражая, отправилась следом. Она поняла смысл: шаги должны казаться естественным шорохом песка… как от ветра. Но мышцы возражали против этого рваного, искусственного ритма: шаг… шарк… шарк… шаг… шаг… стоп… шарк… шаг. Время словно растянулось… Скала впереди, казалось, не приблизилась. А та, за спиной, еще была высока.

Тук! Тук! Тук! Тук!

Загрохотало позади них.

– Колотушка! – сквозь зубы прошептал Пол.

Она мерно стучала, и вдруг оказалось, что идти в другом ритме трудно.

Тук… тук… тук… тук…

Во всей залитой луной котловине отдавался этот гулкий стук. Вверх и вниз по осыпающимся дюнам: шаг… шарк… стоп… шаг… песчаные комки под ногами: шарк… стоп… стоп… шаг.

И ожидание: вот-вот раздастся знакомое шипение.

Оно зазвучало сперва так незаметно, что было едва различимо за звуками их собственных шагов. Но оно становилось все громче… громче… приближаясь с запада.

Тук… тук… тук… тук… – барабанила колотушка.

Шипение приближалось за их спиною откуда-то сбоку. Если повернуть голову, можно было увидеть движущийся холм над червем.

– Скорее, – шепнул Пол. – Не оглядывайся.

В тени у скал, откуда они вышли, послышался яростный скрежет. Он обрушился на уши гремящей лавиной.

– Скорее, – повторил Пол.

Он заметил, что они достигли той точки, откуда обе скалы, впереди и позади, казались одинаково далекими.

А за спиной в ночи яростно хлестал скалу червь.

Вперед… вперед… вперед… Мускулы болели… Казалось, эта мука продлится бесконечно… но манящие скалы впереди медленно росли.

Джессика шла сосредоточившись, как в пустоте, сознавая, что лишь одна воля гонит ее вперед. Глотка иссохла от жажды, но звуки за спиной не позволяли подумать об остановке даже на шаг, чтобы отхлебнуть глоток воды из карманов-уловителей конденскостюма.

Тук… тук.

Дальний утес словно взорвался, в бешеном грохоте колотушка умолкла.

Тишина…

– Быстрее, – шепнул Пол.

Она кивнула, понимая, что он не видит жеста, который предназначался ей самой, мышцам, до предела измотанным неестественным ритмом.

Сулящие безопасность скалы перед ними уже доставали до звезд. Пол заметил, что у подножья их простирается ровная полоса песка. Усталый, он ступил на нее, поскользнулся, непроизвольно топнул ногой, чтобы не упасть.

Громкое эхо сотрясло песок под ногами.

Пол на два шага отступил вбок.

Бум! Бум!

– Барабанные пески, – охнула Джессика.

Пол восстановил равновесие, мельком глянул вперед, на скалы, – сотни две метров. Позади послышался шорох – словно ветер, словно бурлящий поток… там, где совсем нет воды.