Дюна

— Пока ты — всего лишь хороший материал, Фейд. И я не бросаюсь своим добром. Но ты пока основательно заблуждаешься — не хочешь понять, насколько я нужен тебе. Ты упрям. Ты не понимаешь, что должен охранять меня как величайшую для себя ценность. Это вот… — он показал на следы борьбы, — это было глупостью. Глупость не вознаграждается.

«Ну, скорее к делу, старый дурак!» — подумал Фейд-Раута.

— Ты называл меня сейчас про себя старым дураком, — сказал барон, — придется переубедить тебя в этом.

— Вы говорили о сделке.

— Ах, это нетерпение юности, — произнес барон. — Ну, тогда буду краток: приказываю прекратить эти глупые покушения на мою жизнь. А я обещаю тебе, когда почувствую, что ты созрел для этого, — сам отступлю в сторону, отрекусь в твою пользу. Буду советником, а ты станешь править.

— Отречетесь ли, дядя?

— Вижу, ты все считаешь меня дураком, — ответил барон, — и этот разговор только усиливает твою самоуверенность, эх? Или ты думаешь, что я тебя прощу? Осторожнее, Фейд. Этот старый дурень прекрасно увидел иглу в бедре мальчика с мини-щитом. Легкий нажим… и готово! Иголка с ядом прямо в руке старого дурака! Ах-х-х, Фейд!

Барон покачал головой, подумал: «Если бы не Хават… у него все получилось бы. Ну, пусть мальчишка думает, что это я сам и уличил их. В какой-то мере это справедливо. Именно я спас Хавата от сардаукаров на Арракисе. А мальчишке следует с большим уважением относиться к моим способностям».

Фейд-Раута молчал, невольно сомневаясь: «Можно ли ему верить? Неужели и впрямь отречется? А почему бы и нет? Однажды, уверен, я добьюсь своего, если только буду осторожен. Вечно жить он не будет. И может быть, торопить его на тот свет глупо».

— Вы говорите о сделке, — сказал Фейд-Раута. — И какие гарантии мы можем дать друг другу?

— Иначе говоря, с какой стати мы станем доверять друг другу, эх? — спросил барон. — Ну, Фейд, что касается тебя, я приставлю Сафира Хавата следить за тобою. В таких вопросах я доверяю его способностям ментата. Ты меня понял? Что касается меня самого, придется тебе поверить на слово. Но я ведь не буду жить вечно, Фейд, не так ли? И тебе уже давно должно было прийти в голову, что мне известно кое-что, о чем ты и не подозреваешь.

— Я-то дам клятву, но чем же ответите мне вы? — спросил Фейд-Раута.

— Я оставлю тебя в живых, — коротко ответил барон.

Фейд-Раута вновь поглядел на дядю: «Хават будет следить за мной! Интересно, что старик сказал бы, узнав, что именно Хават и подготовил интригу с гладиатором, стоившую ему жизни надсмотрщика? Быть может, решил бы, что я лгу, пытаюсь скомпрометировать Хавата. Нет, Хават — отличный ментат, он предвидел и этот момент».

— Ну, и что ты скажешь? — спросил барон.

— Что я скажу? Конечно же, я согласен.

Про себя Фейд-Раута подумал: «Хават! Он ведет двойную игру… против нас… не так ли? Или он уже переметнулся в лагерь дяди, раз я не посоветовался с ним… в сегодняшней попытке покушения с помощью этого юнца».

— Ты не сказал еще, что думаешь о моем решении относительно Хавата, — произнес барон.

У Фейд-Рауты от негодования расширились ноздри. Имя Хавата столько лет сулило опасности всей семье Харконненов… Пусть он теперь в новом качестве, но опасен от того ничуть не менее.

— Опасная игрушка — этот Хават, — сказал Фейд-Раута.

— Игрушка! Не будь глупцом. Я знаю, что такое Хават и как управлять им. Он человек глубинных эмоций, Фейд. Бояться следует человека без эмоций. А глубокая эмоциональность… ах, ею прекрасно можно воспользоваться в собственных целях.

— Дядя! Я вас не понимаю.

— Зря. По-моему, все вполне ясно.

Лишь легкий взмах ресниц выдал негодование Фейд-Рауты.

— Ты не понимаешь Хавата, — произнес барон.

«И ты тоже», — подумал Фейд-Раута.

— Кто, по мнению Хавата, виноват в его бедах? — спросил барон. — Я! А кто же еще? Он помнит, что в руках Атридесов был грозным оружием и год за годом одолевал меня, пока не вмешалась Империя. Так он смотрит на ситуацию. Он привык ненавидеть меня. И верит, что в любой момент сумеет обвести меня вокруг пальца. И пока он в этом убежден, проигрывает. Ведь теперь я использую его там, где считаю нужным, — против Империи.

Глубокие морщины прорезали лоб нахмурившегося Фейд-Рауты, выдавая внезапное понимание, рот его плотно сжался: «Против императора?»

«Попробуй-ка, племянничек, это на вкус, — подумал барон. — Произнеси-ка про себя: «Император Фейд-Раута Харконнен!» Спроси-ка себя, чего это стоит. Можно будет потом и поберечь жизнь старого дяди, который один только и может воплотить этот сон в жизнь».

Фейд-Раута медленно облизнулся: «Неужели старый дурак говорит правду? Значит, здесь кроется больше, чем можно было бы заподозрить».

— А какое отношение имеет ко всему этому Хават? — спросил Фейд-Раута.

— Он думает, что нашими руками сумеет отомстить императору.

— А потом?

— Дальше мести его мысли не простираются. Хават из тех людей, что служат другим и многого не знают о себе.

— Я многому от него научился, — согласился Фейд-Раута, почувствовав истинность этих слов. — Но чем больше я узнаю от него, тем сильнее мне кажется, что от него надо отделаться, и поскорее.