Дюна

Еще в полудремоте Пол припомнил, что Харах, вдова Джемиса, однажды ворвалась к нему и объявила, что в коридоре стойбища идет поединок. Это было там, на временной стоянке, когда детей и женщин еще не отослали поглубже в пустыню. Харах остановилась у входа, черные крылья волос были перевязаны сзади цепочкой с водными кольцами. Она отодвинула в сторону занавески и сказала, что Чени только что зарезала кого-то.

«Это было, — думал Пол, — это было на самом деле и не изменится более».

Он вспомнил, как выбежал и обнаружил под желтыми светошарами Чени в ослепительно голубом халате с откинутым назад капюшоном, на личике эльфа была заметна печать утомления. Вдаль по коридору от них спешила толпа, уносящая тяжелый сверток.

Он сказал тогда: «Всегда понятно, когда они уносят труп».

Водные кольца Чени (в стойбищах их носили открыто) звякнули, когда она повернулась.

— Что случилось, Чени? — спросил он.

— Пришлось прикончить одного. Он заявился сюда, чтобы вызвать тебя на поединок, Усул!

— И ты убила его?

— Да, но этого можно было оставить и для Харах. (Теперь Пол припомнил, как оживились вокруг лица при этих словах. Расхохоталась и сама Харах).

— Но он же собирался вызвать меня?

— Ты ведь учил меня своему волшебному бою…

— Конечно, но не следовало бы тебе…

— Я родилась в пустыне, Усул, и умею держать в руке крис.

Подавив гнев, он попытался убедить ее:

— Все это так, Чени, но…

— Я уже не ребенок, которому поручают ловить в стойбище скорпионов на свет ручного шара, и я не играю.

Пол яростно посмотрел на нее, завороженный странной свирепостью за этим внешним спокойствием.

— Он не был достоин тебя, Усул, — сказала Чени, — и я не стану прерывать твои размышления ради подобных ему, — она пододвинулась к нему поближе, искоса глянула и прошептала так, чтобы слышал ее слова лишь один он — Любимый, раз всем будет известно, что бросивший вызов предстанет предо мной и примет позорную смерть от руки женщины Муад'Диба, охотников станет поменьше.

«Да, — подумал Пол, — это уже было, это истинное прошлое. И число желающих опробовать новое лезвие Муад'Диба быстро сошло почти на нет».

Где-то в мире истинном, настоящем, послышался крик ночной птицы, что-то шевельнулось.

«Я сплю, — подбодрил себя Пол. — Всему виной вечная специя в пище».

И все же чувство заброшенности не оставляло его. Он подумал, что если душа его каким-то образом ускользнула в тот мир, где, по верованиям фрименов, она и вела свое истинное существование, — в алам-аль-митал, мир подобий, метафизические края, где не существует физических ограничений. И он со страхом подумал, что ведь там, где нет ограничений, нет и точки опоры. В ландшафте мифа он не видел места, где мог бы остановиться и произнести: «Я есть, потому что я есть в этом месте».

Мать его сказала однажды: «Отношение людей к тебе двойственно».

«Надо проснуться, — подумал Пол. — Это уже было». Эти слова она уже говорила ему, его мать, леди Джессика, ныне Преподобная Мать фрименов, слова которой проницали реальность.

Пол знал, что Джессика опасается религиозной связи между ним и фрименами. Ей не нравилось уже то, что люди и грабенов, и стойбищ именовали его очень просто — Он. И она изучала племена, рассылала шпионок-сайидин, собирала их сообщения и размышляла над ними…

Она процитировала ему кусочек мудрости Бинэ Гессерит: «Если религия и политика путешествуют совместно в одном экипаже, кучер может решить, что ничто уже не преградит ему путь. И он гонит вперед… все быстрей, и быстрей, и быстрей, забывает о препятствиях, о том, что, торопясь, не заметишь колдобину… и конец».

Пол вспомнил, как они сидели вдвоем во внутреннем помещении, занавешенном темными гобеленами с вышитыми сценами из мифологии фрименов. Он сидел и слушал ее, подмечая, как она наблюдает за ним даже опустив взор. На ее овальном лице появились морщинки — в уголках глаз, но волосы по-прежнему отливали полированной бронзой. В широко расставленных глазах зелень уже затягивалась синей дымкой.

— Религия фрименов проста и практична, — произнес он.

— Религия, любой аспект ее всегда далек от простоты.

Но контуры будущего тонули во мгле, и Пол сердито возразил:

— Религия объединяет наши силы. Таков смысл нашей мистики.

— Ты сознательно поддерживаешь этот дух, эту браваду, — обвиняющим тоном сказала она, — вечно доктринерствуешь.

— Этому ты меня сама научила.

Разговор этот был полон споров и противоречий. Это был как раз день обрезания маленького Лето. Некоторые из причин ее расстройства Пол понимал. Она так и не признала его союз с Чени, эту женитьбу по молодости, как считала она. Но Чени родила сына, нового Атридеса, и Джессика обнаружила, что не в силах отвергнуть ни дитя, ни мать.

Наконец Джессика шелохнулась под его пристальным взглядом и сказала:

— Ты считаешь меня плохой матерью?

— Конечно же, нет.

— Я вижу, как ты смотришь на нас с твоей сестрой, когда мы вместе. Ты так и не понял свою сестру.

— Я знаю, почему Алия другая, — сказал он, — она была еще частичкой тебя, когда ты преобразила Воду Жизни. Она…

— Пол, ты ничего не понимаешь!