Пришедший с последней проверкой герцог остановился в дверях и вдруг подумал о ядоискателях и их роли в жизни общества.
«Цельная картина, — размышлял он. — Нас выдает уже сам язык: столько слов и определений, связанных со способами осуществления этой коварной смерти. Что вам угодно? Чомурки? — Яд в питье? Или же вам нужен аумас — яд в пище?»
Он качнул головой.
Возле каждой тарелки на длинном столе стоял изящный флакон с водой. Бедной арракейнской семье воды хватило бы, как подсчитал герцог, на год жизни.
По сторонам дверного проема, в котором он стоял, располагались широкие желто-зеленые с пышной лепниной чаши для омовения рук. Рядом с каждой была вешалка для полотенец. По обычаю, пояснила домоправительница, гостям следовало церемонно омочить руки в воде, стряхнуть на пол несколько капель, осушить ладони полотенцем и небрежно бросить полотенце в растущую на полу груду. После обеда под дверями собирались побирушки, которым положено было отдавать отжатую из полотенец воду.
«Как характерно для файфа Харконненов, — подумал герцог, — предусмотрены все степени падения духа». Он глубоко вздохнул, почувствовав, как пробуждается ненависть.
Отныне обычай этот следует прекратить.
Он дождался, пока в двери, ведущей на кухню, появилась служанка — одна из тех корявых старух, которых рекомендовала домоправительница. Герцог поманил ее к себе рукой. Она скользнула из тени на свет, торопливо обогнула стол, и он увидел на морщинистом лице все те же глаза — синева в синеве.
— Что угодно милорду? — спросила она, склонив голову и прикрыв ладонью глаза.
Он показал:
— Пусть эти чаши и полотенца уберут.
— Но… Благороднорожденный… — она глянула вверх, открыв в изумлении рот.
— Я знаю про обычай, — отрубил он. — Вынести эти чаши к входной двери. И пусть, пока мы обедаем, каждый просящий получает по полному стакану воды. Понятно?
Ее морщинистое лицо не скрывало эмоций разочарования, гнева…
Внезапно Лето понял, что она собиралась продать отжатую воду из захватанных полотенец каким-нибудь беднякам за несколько медяков. Может быть, и это тоже обычай?
Лицо его помрачнело, и он пробормотал:
— Я поставлю стражу проследить, чтобы мои приказания были исполнены в точности и дословно.
Он обернулся и направился коридором к Большому залу. Словно беззубое шамканье старухи, шелестели воспоминания. Вода и волны, трава — не вездесущий песок, ослепительное лето вокруг, — и так год за годом.
И все.
«Я старею, — подумал он. — Смерть тронула меня своей холодной рукой. И в чем же? В старушечьей жадности?»
В Большом зале смешанная группа окружила перед камином леди Джессику. В очаге потрескивал открытый огонь, оранжевый свет озарял дорогие ткани, поблескивал на ожерельях и иных драгоценностях. В этой группе он узнал владельца фабрики конденскостюмов в Картаге, торговца привозными электронными приборами, поставщика воды, летняя дача которого была рядом с его фабрикой у северной полярной шапки; представителя банка Гильдии (этот был худ и держался отчужденно), худощавую строгую женщину, чей эскорт обслуживал инопланетных путешественников, совмещая, по слухам, это занятие с разного рода контрабандой, шпионажем и шантажом.
Большинство женщин в этом зале принадлежали к одному типу, — картинно и подчеркнуто подающих себя, — странная смесь неприступности и чувственности.
Но и не будучи хозяйкой, Джессика затмевала бы всех остальных. На ней не было драгоценностей, она предпочла сегодня теплые тона, длинное платье цвета огня и коричневую, как земля, ленту в бронзовых волосах.
Он понял, что она хочет его слегка поддразнить, — легкая месть за небольшую холодность. Она прекрасно знала, что ему нравятся на ней такие одежды, — он всегда воспринимал ее в жарких и теплых цветах.
Вблизи, скорее уже вне группы, стоял Дункан Айдахо в поблескивающем мундире. Плоское лицо невозмутимо, курчавые черные волосы тщательно причесаны. Его уже вызвали от фрименов, и он успел получить от Хавата приказ: «Под предлогом личной охраны не отводи глаз от леди Джессики».
Герцог оглядел комнату.
Пол был окружен группой льстивых юнцов из богатых семей Арракейна. Между ними герцог заметил трех офицеров внутренней стражи, державшихся отчужденно. Особенно внимательно герцог приглядывался к молодым женщинам. Еще бы, ведь наследник герцогского титула — такая добыча! Но Пол никого не выделял, общаясь с ними с благородной сдержанностью.
«А тяжесть титула ему уже по плечу», — подумал герцог, вновь ощутив в этих словах руку смерти, отчего по коже его побежали мурашки.
Пол заметил отца в дверях, но избегал его глаз. Он оглядел группки гостей, пальцы в драгоценных камнях, охватывающие флаконы. Содержимое флаконов привычно и непринужденно проверялось портативными ядоискателями. Дешевые маски, за которыми гниль души и молчание сердца.
«Кажется, я сегодня кисло настроен, — подумал он, — интересно, что сказал бы обо всем этом Гарни?»