Дюна

Джессика нахмурилась: «Следует ли идти с козырей? Сказать ли ему о дочери герцога, которую я ношу в себе уже несколько недель? Нет… Лето и сам еще не знает. Это лишь усложнит ему жизнь, отвлечет его, когда он должен думать лишь о нашем спасении. Эту карту следует приберечь до времени».

— Недоразумение могла бы разрешить ясновидящая, — сказала она. — Но среди нас нет ясновидящей, утвержденной Высшей Коллегией.

— Совершенно верно. Ясновидящей нет.

— А есть ли предатель? — спросила она. — Я тщательно продумала это. Кто бы это мог быть? Не Гарни. И, конечно, не Дункан. Их лейтенанты не занимают стратегически важного положения. Это не ты, Сафир. Пол исключается. Я знаю, что это не я. Остается доктор Юэ? Вызовем и проверим?

— Вы знаете, что это напрасный труд, — сказал Хават. — Он подвергнут обработке в Высшей Коллегии. Это я знаю точно.

— Добавим, что его жена была из Дочерей Гессера, ее убили Харконнены, — сказала Джессика.

— Так вот что с ней случилось! — воскликнул Хават.

— Разве ты не слыхал ненависть в его голосе, когда он упоминает имя Харконненов?

— У меня, знаете, плохой слух, — сказал Хават.

— Какие основания есть у тебя для столь жестокого обвинения?

Хават нахмурился:

— Моя госпожа ставит своего слугу в затруднительное положение. В первую очередь я верен герцогу.

— Именно поэтому я готова тебе многое простить, — сказала она.

— И снова я должен спросить, а что прощать?

— Пат? — произнесла она. Он пожал плечами.

— Тогда отвлечемся на минутку, — сказала она. — Дункан Айдахо — великолепный воин, чьи способности в области охраны и слежки так высоко ценятся, сегодня ночью перебрал чего-то, называемого меланжевым пивом. Мне докладывали, что среди наших людей не один был сегодня одурманен этим зельем. Верно ли это?

— Вам же докладывали, миледи.

— Докладывали. Тебе не кажется, что это слишком, Сафир?

— Моя госпожа говорит загадками.

— Воспользуйся же своими способностями ментата! — отрезала она. — Знаешь, в чем дело с Айдахо и прочими? Могу ответить четырьмя словами: у них нет дома.

Хават показал пальцем вниз: «Арракис — вот их дом».

— Они не знают Арракис! Каладан был их домом, но мы вырвали их с корнем. У них теперь нет дома. И они боятся, что герцог подведет их.

Он напрягся.

— Такие речи в устах кого-нибудь из них могли бы…

— Прекрати, Сафир. Пораженчество или предательство, если доктор ставит правильный диагноз? Я лишь хочу излечить эту болезнь.

— Эти вопросы герцог поручил мне.

— Но ты понимаешь, что я, естественно, заинтересована в знании хода болезни, — сказала она. — И быть может, ты согласишься, что у меня есть определенные способности в этой области.

«Придется встряхнуть его, — размышляла она. — Ему нужна встряска, чтобы избавиться от рутины».

— Есть много толкований, что могут заинтересовать вас, — сказал Хават, пожимая плечами.

— Значит, он уже считает меня виновной?

— Конечно, нет, миледи. Но я, учитывая сложившуюся ситуацию, не могу позволить себе исключить любой шанс.

— Прямо здесь, в этом доме, ты проглядел угрозу жизни моего сына! — сказала она. — Чей, по-твоему, был этот шанс?

Его лицо потемнело:

— Я предложил герцогу свою отставку.

— А мне ты ее предлагал… или Полу?

Теперь он явно рассердился, гнев выдавали и частое дыхание, и раздутые ноздри, и прямой взгляд. Она увидела: на его виске забилась жилка.

— Я предан герцогу, — отчеканил он.

— Итак, предателя нет, — сказала она, — угроза исходит непонятно откуда. Быть может, она связана с лазеружьями. Они могут рискнуть и расположить против дома несколько лазеружей с часовыми механизмами, нацеленных на щиты. Возможно, они…

— А как потом доказывать, что взрыв не был атомным? — спросил он. — Нет, миледи. Настолько незаконными методами они не будут пользоваться. Радиация останется. Такую улику не спрячешь. Нет, они выполнят большинство принятых норм. Предатель — ничего другого не остается.

— Уверяешь, что ты предан герцогу, — усмехнулась она, — и губишь его, пытаясь спасти?

Он глубоко вздохнул:

— Если вы невиновны, я принесу самые униженные извинения.

— А теперь подумай, Сафир, — сказала она. — Человек лучше всего чувствует себя на своем собственном месте, каждый знает свое место среди прочих. Разрушь это место — погубишь человека. Среди всех нас, кто любит герцога, мы с тобой, Сафир, просто идеально способны уничтожить место другого. Разве не могла я, Сафир, нашептать ему свои подозрения ночью? Когда он наиболее чуток к моим словам? Или тебе надо объяснить подробнее?..

— Вы мне угрожаете? — огрызнулся он.

— Нет, просто указываю тебе, что нам наносят удар, зная наши взаимоотношения. Умный, дьявольски умный удар. И я предлагаю отвести этот удар, изменив наши с тобой отношения так, чтобы не осталось и щели, куда может войти лезвие врага.

— Вы обвиняете меня в нашептывании герцогу беспочвенных подозрений?

— Да, беспочвенных.

— И вы будете бороться собственным шепотом?

— Это твоя жизнь проходит среди шепота, Сафир, не моя.

— Значит, вы сомневаетесь в моих способностях?

Она вздохнула: