Дюжина слов об Октябре

– Да ты, я смотрю, диверсант, – улыбнулся Гранин. – Ладно, покажи мне звукорежиссера.

Тимофей подвел поэта к немолодому дядьке с испитым лицом. Гранин протянул ему флешку и указал нужные файлы с минусовками:

– Сначала это, а потом это. Я махну рукой, когда переключать.

К Гранину подскочила пожилая, но бойкая женщина из молодежного центра, которая участвовала в организации мероприятия. У нее в руке был длиннющий список.

– Вы у нас кто?

– Гранин. Меня Тимофей пригласил.

Она стала водить пальцем по списку, где под каждой цифрой значилась фамилия и название исполняемого произведения. И только напротив фамилии Гранина стояли три вопросительных знака.

– Что будете исполнять? – спросила она.

– Стихи.

Тетеньку это совершенно успокоило, и она пометила около фамилии Гранина: «Поэтический номер».

– Поймите, наш концерт – это праздничная феерия. Мы никого не представляем, все сами выходят друг за другом в режиме нон-стоп, то есть без каких-либо пауз и объявлений, чтобы был искрометный, непрекращающийся каскад номеров, понимаете?

Она говорила так, будто сегодня должно было произойти нечто выдающееся, а не стандартное отчетное мероприятие, однако Гранина не заразил ее энтузиазм. Он заглянул в список:

– Короче, я двадцать первый, выступаю после тимофеевской «бесамемучи». Минимум час я могу гулять.

Он повернулся, чтобы уйти, и сразу натолкнулся на двух старушек. Одна из них была известная в литературной тусовке исполнительница авторской песни, а вторая, как выяснилось, начинающая поэтесса: на склоне лет она стала сочинять стихи о любви. Бардесса все еще молодилась – ярко красилась и надела для концерта красное обтягивающее платье. Она подхватила Гранина под руку и своим громовым голосом стала расспрашивать, куда он пропал из поэтических кружков, и рассказывать, какой номер она приготовила сегодня:

– Ну, мы дадим жару – исполним нашу студенческую «Эй, веселей!».

Дряхлая поэтесса скромно держалась в сторонке. Для нее весь этот мир был внове: музыканты, поэты, певцы и даже два обсыпанных блестками танцора… Все они обменивались редкими фразами, но, в сущности, были заняты мыслями о своем предстоящем выходе. Профессионалам хотелось не уронить своего достоинства и продемонстрировать, какая пропасть отделяет их от прочих; а любители витали в розовых мечтах и надеялись, что этот концерт станет ступенькой на их пути к славе.

Гранин рассеянно пару раз кивнул собеседнице и поспешил с ней расстаться. Воссоединившись с Колькой, он исчез в ближайшем дворе. Тимофей с сомнением посмотрел вслед парочке. Гранин не вздумал даже принарядиться для концерта – это дурной знак. А вдруг все-таки сматерится?

Когда через сорок минут поэт с приятелем снова появились на площади, на сцене как раз были танцоры. Пара искусно вертелась среди микрофонных стоек и проводов, ничего не роняя, и эффектно трясла ляжками под «латину». Около сцены уже собралась небольшая группа прохожих. Дождя не предвиделось, но и мэром, конечно, не пахло. Впрочем, последнее обстоятельство почти никого не расстроило. Гранин и Колька встали чуть поодаль от зрителей и от участников и шушукались о чем-то своем.

После танцоров вышел паренек с песней Элвиса Пресли. Гранин узнал его: он все скитался по разным молодежным группкам, был очень скучен и вечно одинок; его единственной страстью в жизни был Элвис, и, надо сказать, он приучился копировать его песни один в один. Проходили годы, в культурной жизни города ничего не менялось – парень пел Love me tender, танцор вертел танцовщицу, театральные певцы исполняли романсы… Вот на сцену вышла старушка-поэтесса. Прижав кулачки к иссохшей груди, она читала стихи о юном принце, который «лобызал ее в ночи». Публика все переносила стоически, а Гранин мучительно морщился:

– У меня такое чувство, будто я случайно зашел в женский туалет или присутствую при медицинском осмотре. Профессионалы – черт с ними, но эти… До чего же может исковеркаться человек! Просто хочется расстрелять кого-нибудь или повеситься.

Колька ничего не ответил.

Вот и долгожданная «бесамемуча». Тимофей под минусовку в стиле ресторанного караоке начал играть на гитаре, покачивая грифом и выпячивая губы, как будто от большого наслаждения. Гранин оставил свой рюкзак товарищу и зашел за сцену.

– Давайте, зажгите их, – дежурно подбодрила его организаторша.

– Попробую, – пожал плечами Гранин.

Не успели стихнуть жиденькие аплодисменты, как он был уже на сцене. Кинул взгляд на слушателей: обыкновенные люди в легкомысленной летней одежде. Несколько пожилых, какие-то девочки в стандартных модных нарядах, парни в чем-то спортивном или в джинсиках, подростки с электронными устройствами в руках – в общем, городская воскресная публика. Они, в свою очередь, оценивали представшего перед ними молодого мужчину скромного вида, казавшегося по сравнению с артистами в концертных костюмах почти неряхой. Но это предварительное знакомство длилось пару секунд.

– Я прочитаю вам свое стихотворение «От Февраля до Октября».