Пошли. На Пелагии Ивановне не было лица, она была точно сама не своя. Просидели они целый день у ворот, и Пелагия Ивановна все время тосковала и металась. «Какой ныне гром-то будет! — восклицала она. — Ведь, пожалуй, кого и убьет. Да, верно убьет!» «Что это ты говоришь, Господи помилуй! — с тревогой возразила Анна Герасимовна. — Я так испугалась, что вся дрожу!» В душе Анна Герасимовна верила, что беда случится непременно, потому что блаженная изменилась, затосковала и вся осунулась.
Настали сумерки. С самого утра Елисавета Алексеевна и все сестры ждали Владыку у храма и гостиницы, в которой приготовили ему помещение, но он задерживался. Когда начало темнеть, Пелагия Ивановна вдруг вскочила и побежала прямо в гряды, которые были против ворот, и засела в них. Анна Герасимовна пошла за ней. Нашла туча с сильным дождем и громом, а блаженная со своей келейницей продолжала сидеть в огороде, и сколько дождь ни поливал их, Пелагия Ивановна не двигалась с места и Анне Герасимовне не дозволяла. «Сиди!» — говорила ей блаженная. Промокшая Анна Герасимовна роптала: «Что это? Господи помилуй! Дождь так вот и поливает; там все Владыку с фонарями ждут, а я тут и сиди с тобой!» С этими словами она встала и хотела уйти, но блаженная тут же вскочила, схватила ее за подол да так грозно и гневно прикрикнула: «Так и сиди!» — что на послушницу напал ужас. «Что это, Господи, — думала она, — непременно же какая-нибудь да будет беда!» Так и сидели они совершенно промокшие, смотря издали, как сестры с фонарями ожидали Владыку у ворот.
В полночь, наконец, приехал Преосвященный Нектарий, в сопровождении протоиерея и письмоводителя, своего родного брата. Раздался звон. Блаженная Пелагия Ивановна выскочила из грядок и бросилась к воротам. Немного спустя она оглядела себя и Анну Герасимовну, и видя, что с них обеих ручьем льется вода, произнесла: «Ну, слава Богу! Теперь ничего не будет!» Они пошли домой. Пелагия Ивановна ненадолго прилегла, но потом встала и остаток ночи где-то пробегала в мокрой одежде.
Слава о блаженной Пелагии Ивановне, конечно, дошла до Владыки еще в Нижнем Новгороде, так как ее посещали многие, приезжавшие со всех концов России; кроме того, он слышал о ее прозорливости и от отца Иоасафа. Смущенный возложенной на него обязанностью изменить порядок в Дивееве, Преосвященный Нектарий искал себе, видимо, внутренней поддержки для правдивого решения вопроса и пожелал сходить к блаженной Пелагии Ивановне.
«На первый же день приезда Владыки, — рассказывала послушница Анна Герасимовна, — вижу: жалует к нам. Сердце у меня так и заныло. “Что это, — думаю, — мы дураки, и никогда к нам такие лица не ходили!”»
Преосвященный Нектарий вошел в келию. Пелагия Ивановна сидела, поджавшись, в чулане на табуретке. Владыка взял также табуреточку и сел рядом с ней, а Анне Герасимовне приказал поместиться на лавке.
«Ах, раба Божия! Как мне быть-то?» — сказал Владыка.
Строго и ясно посмотрев на епископа и, по-видимому, произведя на него сильное впечатление своим светлым, глубоким и чистым взором, блаженная громко ответила: «Напрасно, Владыка, напрасно ты хлопочешь! Старую мать не выдадут!»
Преосвященный Нектарий пригорюнился, оперся подбородком на свой посох и стал покачивать головой из стороны в сторону. «Уж и сам не знаю, как быть!» — сказал Владыка, обращаясь к Анне Герасимовне.
«Преосвященный Владыка! — вдруг заговорила Анна Герасимовна, сделавшаяся вдруг смелой и откровенной. — Да зачем же сменять? Ведь она никого не обижает!»
Едва она договорила это, как Пелагия Ивановна вскочила — встревоженная, страшная — и начала воевать. Все, кто были с Владыкой, от испуга разбежались кто куда мог. Анна Герасимовна рассказывала: «Осталась я с ним одна-одинешенька. Тряской трясусь да творю молитву: “Господи, только помози!” Да кое-как, улучив минуту, Владыку-то уж и выпроводила вон; а она-то воюет — что ни попало под руки, все бьет да колотит. Ужас на всех и на нас-то напал. К вечеру, слышу, говорят, что архиерей сказал прибывшему с ним протоиерею: “Напугала меня Пелагия Ивановна; уж и не знаю, как быть!” “Охота вам, Владыка, — говорит протоиерей, — безумную бабу слушать!”»
Остаток дня до всенощной Преосвященный Нектарий ходил по монастырю вместе с Лукерьей Занятовой. Другая дивеевская старица Прасковья Семеновна была очень неспокойна, разбила у себя в келии окна и кричала: «Второй Серафим, Пелагия Ивановна! Помогайте мне воевать! Наталья косматая, Евдокия глухенькая, помогайте мне! Стойте за истинную правду! Николай Чудотворец, угодник Христов, помогай за правду!»
Эта война блаженных производила сильнейшее впечатление и наводила на всех ужас. Все они «воюют» одинаково. Это непонятное, на первый взгляд, буйство делается совершенно понятным, если вспомнить, что блаженные, еще живя на земле, имеют духовные очи, явно видящие Ангелов и духов злобы. Такая «война» есть борьба с духами злобы, являющимися смущать, соблазнять человечество и возбуждать вражду между людьми.