Дивергент

среди Бесстрашных, есть определѐнный предел, выше которого ей не суждено подняться, и она подбирается к нему раньше, чем хотела бы. То же сделал и я, когда выбрал для себя

работу в контрольной комнате.

- А в твоѐм городе тоже были фракции? Говорит Трис.

- Нет, была контрольная группа - это помогло им выяснить, что фракции были

эффективны. Была куча правил, например, комендантский час, подъѐм в определѐнное

время, управление безопасностью. Никакого оружия. Вроде того.

- Что случилось? Говорю я, и спустя секунду, после того, о чем вероятно не стоило

спрашивать, уголки рта Ниты опускаются вниз, словно воспоминания давят на неѐ со всех

сторон.

- Ну, несколько людей внутри знали, как создавать оружие. Они сделали бомбу - ну ты

понимаешь, взрывчатку и заложили еѐ в здании правительства, говорит она. - Погибло

много людей. И после этого Бюро решило, что наш эксперимент провалился. Они стѐрли

воспоминания подрывников, а оставшихся отправили в другие места. Я единственная

решила пойти сюда.

- Прости, мягко говорит Трис. Иногда я забываю обращать внимание на мягкие черты еѐ

характера. Слишком долго, всѐ что я видел в ней - это силу, выделяющуюся как мышцы

на еѐ руках. или как чѐрные чернила в татуировке не еѐ ключице.

- Всѐ в порядке. Вы, ребята, тоже прошли через это. - говорит Нита. - То, что сделала

Джанин Метьюз, и остальное.

- Почему они не закрыли наш город? - спросила Трис. - Как твой?

- Они всѐ ещѐ могут закрыть его. - отвечает Нита. - Но в общем эксперимент в Чикаго

очень долго был удачным, так что они не охотно прикроют его. Это был первый город с

разделением на фракции.

Я убираю ватный шарик от моей руки. В месте, куда вошла игла, осталось красное

пятнышко, но кровь больше не идѐт.

- Мне нравится думать, что я бы выбрала Бесстрашие, -продолжает Нита. - Но врятли бы у

меня хватило на это духу.

- Ты была удивлена, на что хватает духу, когда нет выбора, -отвечает Трис.

Она права. Отчаяние может заставить людей делать удивительные вещи. Мы оба знакомы

с этим.

Мэттьюс возвращается точно к началу часа, затем он долго сидит за компьютером, его

глаза бегают взад-вперѐд по экрану. Несколько раз он произносит разоблачительные

звуки, вроде "хм" и "а!" Чем дольше он сохраняет молчание, не говоря нам ничего, хоть

чего-нибудь, тем большее напряжение испытывают мои мышцы, пока мне не кажется, что

мои плечи сделаны скорее из камня, чем их плоти.

- Эта программа позволяет нам интерпретировать полученные данные в понятный вид. То, что вы видите здесь - это упрощѐнное изображение цепочки ДНК, полученной из

генетического материала Трис, говорит он.

Изображение на экране это заумная каша из чѐрточек и чисел, некоторые из которых

выделены жѐлтым и красным. Ничего не могу разобрать в этом, такие штуки выше уровня

моего понимания.

- Выделенные знаки означают исцелѐнные гены. Их не было бы, если бы гены были

повреждены. Он указывает на определѐнные части экрана. Не понимаю, на что он

указывает, но похоже ему всѐ равно, он слишком увлечѐн своим объяснением. -Выделение

здесь означает что программа также обнаружила у тебя генетический маркер, дающий

сопротивляемость симуляции. Комбинация исцелѐнных генов и сопротивляемости

61

симуляции как раз то, что я ожидал увидеть от Дивергента. Теперь, то что кажется

странным. Он снова касается экрана, и изображение на экране меняется, оставаясь таким

же непонятным - паутина из линий связывающая какие-то числа.

- Это карта генов Тобиаса, говорит Мэттьюс. - Как вы можете видеть, у него есть

генетический компонент, позволяющий сопротивляться симуляции, но нет таких же

исцелѐнных генов, как у Трис.

Горло пересохло, чувствую будто мне сообщили плохую новость, но до сих пор целиком

не осознаю, что это за новость.

- Что это значит? Спрашиваю я.

- Это значит, говорит Мэттью, что ты не Дивергент. Твои гены повреждены, просто

определѐнная генетическая аномалия позволяет тебе не подвергаться действию

симуляции. Другими словами, ты кажешься лишь Дивергент, на самом деле не являясь им.

Я осознаю это очень медленно, слово за словом. Я не Дивергент. Не такой как Трис. Мои

гены повреждены.

Слово "повреждены" обрушивается на меня, словно оно сделано из свинца. Полагаю я

всегда осознавал, что со мной что-то не так, но считал это виной моих родителей, и той

боли, что они завещали мне, будто семейную ценность, передаваемую из поколения в

поколение. Это означает, что единственная хорошая вещь, которую имел мой отец, то что

он был Дивергентом, не передалась мне.

Стараюсь не смотреть на Трис - мне этого не вынести. Вместо этого смотрю на Ниту.

Выражение еѐ лица суровое, практически злое.

- Мэттьюс, говорит она. - Не желаешь проанализировать эти данные в своей лаборатории?

- Ну, я планировал, что мы будем это обсуждать, говорит Мэттьюс. - Не думаю, что это

хорошая идея.

Трис говорит, словно отрезав.

Мэттьюс говорит что-то, что я не совсем слышу; я прислушиваюсь к биению моего

сердца. Он снова нажимает на экран, и изображение моей ДНК исчезает, экран становится

пустым, просто стекло. Он уходит, советуя нам посетить его лабораторию, если нам