Дивертисмент братьев Лунио

– Спасибо вам, – говорю ему, – в охрану это хорошо, но только гостиница у меня до конца недели, а потом идти уже некуда. Но я бы мог снимать, думаю, жильё пока или... – и так смотрю на него изучающее, – или прикупить что-нибудь пока, временно.

Я смотрю на него, а он смотрит на меня, и каждый про своё прикидывает. Он и говорит:

– А деньги-то найдутся, чтобы покупку делать?

– Денег нет самих, – отвечаю я, – но есть у меня вот... – и блямбу золотую на стол ему кладу, – от родителей осталось.

Он её взял, взвесил на руке и спрашивает:

– Что, так и носили родители кусок этот? Тут даже верёвочку некуда просунуть. – И улыбается.

Но вижу, улыбается не опасно для меня, с пониманием. И вдруг спрашивает:

– А хочешь, в товарищество к нам устрою тебя, в садовое? Тут недалеко от города, смело можно туда-сюда кататься, если летом. Я там зампредседателя, могу слово сказать. Но только надо будет... сам понимаешь. Плюс само приобретение. Знаю, кто продаёт, хороший человек, не обманет, и домик у него готовый совсем, раньше других отстроился.

Думать я не стал, тут же сообразил, что это шанс мой, первый. Пока. И говорю, нагло так, словно ровней стал в одну секунду начхозу тому.

– Вот это, что в руках у вас, за «сам понимаешь» пойдёт. А против домика могу поставить вот такое дело. Договоримся с хозяином, как думаете? – и кладу на стол брильянт, что в центре короны сиял, самый крупный.

Пыркин глаз прижмурил и на свет его, на свет. А тот как забрызгал на него по-всякому, заискрился разноцветно, чудо как был изумительно хорош собой. Не зря нэпман тот просил папу поместить его в самый лоб. И вижу, Пыркина аж затрясло от увиденного, но вижу также, что тряски своей не хочет он показывать.

– Больше ничего такого нет у тебя? – спрашивает.

– Последнее отдаю, – отвечаю я ему, – было бы чего, уж не пошёл бы к вам в охрану, наверное, верите? Жизнь пора новую начинать, восьмёру свою я уже оттянул, хватит.

– Где чалился-то? – интересуется.

– Устьсевлаг, слыхали? – отвечаю.

– Слыхал, – говорит и головой качает по-доброму так, по-отцовски. – Я-то сам в Мордовии трёху свою тянул, правда, по хозделам, экономическое типа упущение было, торговля, брат ты мой, торговля и снабжение. Но до войны ещё откинулся. – И руку протягивает. – Добро пожаловать к нам на упаковочную, пехота! А с домиком этим, считай, решили уже, завтра проведу вопрос на правлении.

Так я начал там трудиться, на этой фабрике, где и по сей день работаю, сами знаете, хлопчики мои.

А начхоз тот мне ещё не раз потом помогал, когда уже сблизились с ним совсем нормально. Всё, что приносил ему, по кусочкам и по камушкам отдельным, всё он лично пристраивал, уж не знаю куда, цеховиков находил или врачей зубных или себе на потом оставлял, но только не обманул ни разу. Свой интерес оговоренный имел, само собой, а остальное честно возвращал.

Так и шло у нас с ним лет семнадцать или около того, дело и товарищество, пока он на пенсию не вышел и не умер от сердца. Но успел при жизни в начальники охраны меня пробить, тоже не за так, но стеной за мою кандидатуру встал, нажал и продавил. Мне даже показалось тогда, что и за так бился бы, за ничего. Всегда помнить буду доброту его. Есть и хорошие люди среди начальников, есть, мальчики, на своём примере понял я это.

С его же помощью занюханную комнатёнку дали мне, за хорошую мзду, на самой окраине, в строении барачного типа, под скорый снос. И сразу же вслед за ней – однушка, сама уже получилась, по закону. Так я её, не въезжая, тут же на двукомнатную выменял, с приличной доплатой, поближе к хорошим местам и чтобы школа недалеко – уральскую-то часть к сентябрю раскупорил я, помните, говорил вам? Самоцветы уральские с бывшей короны.

И в тот же день, как ордер дали, звоню в Ленинград, к себе на Фонтанку, к Маркелову, то есть сообщить, что готов принять семью. Что, мол, удачно всё реализовалось и сработало на задачу. Это я как бы про подарок его, про мамино кольцо. А сам думаю, а по большому-то счёту на кой мне теперь чёрт семья эта сдалась? Жильё имею, работа есть, и от короны ещё вон сколько лежит нетронутого. А только понял – не могу уже без них, не хочу: ни без Юльки, ни без Машки маленькой.

В общем, всё у них, братцы, получилось, всё, как они спланировали: один грамотно запугал, другая грамотно отдалась и грамотно в чувство затянула. Только Машенька ни при чём была моя любимая, мама ваша, Дюка.

Приехали они уже сами, одни, без Маркелова. Середина сентября получилась, раньше не успевал, мебель закупал и по хозяйству остальное всё.

С поезда сошли, а я на перроне стоял, волновался очень, ждал. Смотрю, Машка летит ко мне, через чужие чемоданы перескакивает, смеётся сама. И на меня – прыг! И руками вокруг шеи. И на ухо мне, а сама горячая ещё от бега, неостывшая:

– А ты меня ждал, папочка?