Дивертисменты

«Этот?» – «Да, этот», – говорит мальчик, и вот корабль вместе с Жаком заворачивают в бумагу, на которой оставляют свои влажные пятна брызги идущего снаружи дождика. Вода струится по стеклу витрины, в глубине лавки мгла заполняет пустоту студеной тишиной.

О вечере ее большого успеха

Сопрано, колоратурное сопрано. Кармен Мария Пелаес застыла у края сцены, сейчас она запоет, сегодня вечер ее большого успеха. Импресарио с нафабренными усами и в лакированных штиблетах гарантировал ей: «Черт побирай, Кармен, большая триумф!» Кармен Мария, блистательная и молодая – ослепленная прожекторами на краю сцены, – поет. О Кармен, пой, пой! И Кармен мычит и скворчит – надрывается. С последним аккордом разражается буря аплодисментов. Кармен Мария кланяется, захлестнутая этой горячей волной, распрямляется. Огни угасают, улетучивается отвесная стена мрака, открывая огромную пасть просторного, безлюдного зала, – помирающий от смеха импресарио крутит ручку чудовищного барабана – чудовищного аппарата для аплодисментов. Кармен Мария хочет бежать, но чувствует, как ее сковывают негнущиеся суставы. Она оглядывает себя – какая страшенная старуха.

О том, как Его Превосходительство нашел время

…Вовеки не сыскать доброго времени…

Целый вечер Его Превосходительство брел по полю, одолевая кочковатые, неровные тропинки, сплошь утыканные большими колючками. Он устал, вспотел, был весь в пыли, ему хотелось присесть, хоть чем-нибудь освежить пересохшее горло. Выйдя на главную дорогу, он на мгновение остановился отереть виски тонким платочком из чистого льна. И тут меж двух холмов он увидел в зарослях миндаля красную черепицу и чисто побеленные стены корчмы. Со вздохом облегчения Его Превосходительство не торопясь направился к ней.

Вот он садится за грубый стол под обвитым виноградными лозами навесом, отбрасывающим прохладную тень на красные плиты двора. Из сада доносятся нежные ароматы, издалека слышны лай собачонки, строгий крик петуxa – в общем, размеренный обиход сельской жизни. Его Превосходительство сбрасывает пелерину, которая стекает со скамьи тяжелыми фиолетовыми складками, снимает широкополую шляпу, переводит дыхание. Только тогда он замечает, что из темной глубины дверного проема за ним наблюдает корчмарь.

Он неподвижен, длинные руки свисают вдоль бедер, голова чуть склонилась на грудь. Но тут же он оживает и приближается, улыбаясь. «Что угодно Вашему Превосходительству?» – спрашивает он, обмахивая стол доисторическим жестом корчмарей. Его Превосходительство усмехается. «Не найдется ли у тебя хорошего вина?» – «Оно и есть хорошее! Да принесу маслины к нему…» С этим корчмарь и уходит.

Тут же он возвращается, ставя на стол глиняный кувшин, стакан и блюдо с сочными маслинами. И что странно, сам садится за стол.

«У меня пес есть», – говорит корчмарь.

«Вот как?» – отзывается Его Превосходительство, пригубливая вино.

«Он у меня вон там, – продолжает корчмарь, указывая огромной ручищей в сторону видного за миндальными деревьями багряного пригорка. – Коз стережет. А умный! За рукав начинает теребить, когда Хуанон вино у нас ворует».

«О! – отзывается Его Превосходительство. Вино в горле – сама благодать, место прохладное, он вдосталь натрудился этим вечером и не хотел бы ни о чем думать. Но начинает подозревать, что сидящий перед ним простяга не так прост. – Коров сколько?»

«А умный! – тупо продолжает корчмарь. – Ему бы еще заговорить. Может, и заговорит вскоре. Раньше, чем мы думаем».

В тишине слышно только, как робко перешептываются листья миндаля.

«Вот бы Ваше Превосходительство оказали мне милость, одну-единственную».

«Это мы можем», – думает про себя Его Превосходительство, отхлебывая прохладное вино. И громким голосом добродушно говорит:

«Считай, что я тебе ее окажу. Проси, дружище».

«Не забирай меня, покуда пес не заговорит». И крестьянин опускает голову.

«Считай, что она уже оказана. – И Его Превосходительство делает широкий жест рукой – тем меньше хлопот. – А как ты узнал, дружище, кто я?» Между тем на пригорке, резко обозначившись на фоне алого закатного неба, обнаруживается силуэт большой овчарки.

Корчмарь с хитрецой улыбается: «Увидел я, что вы сидите, и тут же отмороженные места у меня как защиплет». И тотчас раздается хриплый, высокий, похожий на плач скулеж пса. Его Превосходительство захлебывается, выплевывает вино, встает, повалив скамью. «Пес заговорил, – молвит он. – Пошли».

Об Эсперансе Венаблос

Источенная временем старушка Эсперанса Венаблос, закрыв глаза и сложив высохшие руки на юбке, грезит, вспоминает. Не голубей, не тонкую кисейную фату, не смущение свое, когда девицей ей довелось видеть одно «представление». Грезит она – постарайтесь не смеяться – о блюде дымящегося турецкого горошка. Покачивая ветхой своей головой, она все повторяет: «Какой горошек, господи, какой горошек!»