Дхарма в аду

Шли века, и «гиблые места» стали расхожей метафорой крайне сложной ситуации, полной препятствий для практики. Считается, что потенциал того, кто в состоянии практиковать в таких сложных обстоятельствах, стремительно возрастает. Я испытываю большое уважение ко всем заключённым, кто пытается практиковать Дхарму. Учитывая весь тот скептицизм, а порой и подозрительность, которые вызывает буддизм в стенах американских тюрем, нам здорово повезло, что у нас вообще есть возможность его там практиковать. В некоторых странах Азии, например, нашим братьям и сёстрам по Дхарме вообще запрещена формальная практика. Нарушение этого запрета может повлечь за собой пытки и даже смерть. Отвага этих людей, которые не прекращают скрытую практику и хранят свои обеты даже в таких экстремальных условиях, служит для меня вдохновением – ведь я нахожусь в куда более благоприятной обстановке.

Большинство заключённых живут в общих больничных палатах, и достаточно пары беспокойных соседей, чтобы жизнь всех остальных превратилась в ад. Обычно все попытки заключённых навести в комнатах собственные порядки сводятся на нет усилиями информаторов, которых в каждой тюрьме хоть пруд пруди. Вы либо ведёте себя подобающе, либо вступаете в конфликт и тогда приготовьтесь проводить большую часть своего времени в «дыре» (тюремный изолятор). Возможно, кому-то придёт в голову, что таким необычным путём можно устроить себе уединённый ретрит, но стоит помнить о том, что большинство камер в изоляторе двухместные.

В нашем больничном отделении, рассчитанном на шестьдесят пять человек, было всего лишь четыре одиночных комнаты. Мне посчастливилось занять одну из них. Несмотря на то, что отдельная комната лишь отчасти спасала меня от хаоса, творившегося снаружи, благодаря ей я смог закончить подготовительные практики нёндро тибетской буддийской традиции кагью и получить абхишеку – посвящение.

Распределение жилых помещений происходит в соответствии со стажем работы и способностью держаться подальше от неприятностей. Любая провинность – и вы теряете свою комнату, перемещаясь в самый конец списка. Бывает и такое, что вас безо всякого предупреждения переводят в другое исправительное учреждение, и вам приходится начинать свою тюремную «карьеру» заново, живя в переполненной общей камере. Подобное напоминание о непостоянстве усиливало моё устремление практиковать и вызывало недовольство собой, когда я пропускал практику.

Мне здорово повезло, что к моменту, когда я попал в тюрьму, я уже довольно серьёзно практиковал Дхарму. Впервые я попробовал медитировать ещё в 1974 году. Я принял обеты прибежища в тибетской буддийской традиции в 1978 году, а в 1979 году, в Университете Наропы, получил степень магистра буддийской и западной философии.

Здесь мне хотелось бы немного подробней рассказать о моей жизни до заключения. Я был практикующим буддистом и занимался контрабандой наркотиков. Та мятежность духа, которая была свойственна мне, юноше из бурных 1960-х, привела меня, как и многих других моих сверстников, к поискам некоего опыта истинных переживаний – чего-то, что выходило бы за рамки той искусственности, которой был пронизан обыденный мир.

Эти поиски привели меня в контркультуру, где было принято экспериментировать с наркотиками, а также к изучению восточных религий. Контркультура и наркотики были в этом списке на первом месте, и к тому моменту, когда я начал медитировать, я уже страдал алкоголизмом и наркотической зависимостью.

В конце концов я стал промышлять мелкой контрабандой наркотиков. Я был экспатриантом – жил в Южной Америке – и контрабанда давала мне средства к существованию. Этим промыслом я также рассчитывал скопить средства для возвращения в Соединённые Штаты. Я хотел наконец закончить школу и перевезти свою молодую беременную жену в место получше. К тому времени, когда я встретил своего учителя Чогьяма Трунгпу и принял прибежище, я уже не чувствовал такого социального отчуждения, какое было свойственно мне в молодости, и не интересовался политикой, однако я крепко подсел на алкоголь и наркотики.

Долгие годы я вёл двойную жизнь. В одной из них я был пламенным участником буддийского движения, которое поощряло развитие благоразумия во всех аспектах жизни. В другой я был контрабандистом и торчком. Те мои товарищи по буддийскому сообществу, которые знали о моей второй жизни, постоянно уговаривали меня завязать с ней. Избавиться от зависимости – это легче сказать, чем сделать – и к тому моменту, когда у меня это получилось, было уже поздно. Мне не удалось выйти из игры целым и невредимым.