Опыт показывал, что все попытки насильно навязать себе строгую дисциплину обычно кончались приступом непокорности, вслед за которым следовали угрызения совести, чувство вины и самобичевание. Это был один из невротических сценариев, которому я регулярно следовал, и было ясно, что его лучше избегать. Поэтому, прилагая все усилия для того, чтобы сохранять основные обеты мирянина в чистоте, к монашеским обетам я избрал другой подход. Я не стал с самого начала пороть горячку, а укреплял дисциплину постепенно, используя принцип проб и ошибок для того, чтобы понять, какое поведение наиболее благоприятно для развития внимательности. Следуя этому принципу, я обнаружил, что начинаю ценить дисциплину и могу интегрировать её в повседневную жизнь как нечто естественное и желанное – как источник радости, а не навязанную извне систему ограничений.
Мне понадобилось два года для того, чтобы окончательно свыкнуться со своим новым статусом. Мне, конечно же, не позволили носить монашеские одеяния, и я обнаружил, что в такой ситуации довольно легко забыть, что ты теперь монах. Ничто в окружающей обстановке не напоминало мне об этом кардинальном изменении в моей жизни, и мне ничего другого не оставалось, как постоянно самому себе об этом напоминать.
Помню, во время церемонии дарования обетов Трангу Ринпоче сказал мне, что моя тюремная роба вполне сойдёт за монашеское одеяние, а если брить голову наголо в тюремной обстановке мне будет не с руки, то сгодится и аккуратная короткая стрижка. Обычно монахам не позволяется есть после обеда, но Ринпоче посоветовал мне всё же съедать лёгкий ужин ранним вечером, чтобы у меня хватало сил для ночных занятий.
Было непросто преодолеть привычку плотно ужинать и перекусывать ночью. В конце концов я решил, что не стану есть твёрдую пищу после обеда. Благодаря этому упрощению у меня появилось чувство свободы, которое сразу стало для меня чем-то естественным. На ужин я позволял себе стакан фруктового сока, а раз в неделю, когда по вечерам открывалась тюремная продовольственная лавка, даже съедал пинту мороженого. В конце концов, в таких делах лучше не перегибать палку!
До того как стать монахом, я частенько злоупотреблял неправильным питанием, и в результате заработал слабовыраженное воспаление двенадцатиперстной кишки – заболевание, при котором рекомендуется немного поесть ранним вечером. К счастью, соблюдение этого предписания не привело к возобновлению моей привычки объедаться на ночь. У меня не было ощущения, что я приношу какую-то жертву, отказавшись от плотной еды на ночь, скорее наоборот – казалось, я избавился от чего-то, что было явным излишеством.
Не скрою, все эти проблески понимания случились в перерывах между моими попытками цепляться за привычный образ жизни. У меня всегда так – когда меня пытаются научить чему-то новому, то в процессе я буду упираться и протестовать, пока в результате не обнаружу, что мне нравится то, чему я научился.
Например, несколько месяцев после принятия монашества я не решался коротко постричься. Когда, наконец, я это сделал, то сразу же отрастил волосы до прежней длины. Я так же упорно не желал сбривать усы. Мне было непросто отказаться от «нормального» внешнего вида в месте, где большинство людей постоянно чудили со своими причёсками – например, брились наголо. Но всё это моё сопротивление было лишь проявлением тщеславия и характерного для меня нежелания что-либо менять. Когда я всё же начал регулярно стричься, то сразу почувствовал огромное облегчение – соблюдение дисциплины делает жизнь проще.
Иногда я задумывался: «И чего это я пытаюсь быть монахом здесь – в тюрьме?». Пребывание в тюрьме и без того дело не из лёгких, а я ещё и усугубляю свою ситуацию. Иногда, глядя, как другие заключённые готовят себе стандартный перекус на ночь – разогретые в микроволновке чипсы начос с сырным соусом – я действительно тосковал по этому «временно обезболивающему» лекарству от скуки и одиночества. Иногда мне хотелось плюнуть на все эти практики и просто «потупить» – посмотреть телевизор или почитать что-нибудь.
Однако в самый разгар таких раздумий я вдруг осознавал, насколько незначительное удовлетворение приносят все эти занятия. Я вспоминал, как мне было скверно, когда я прожигал жизнь подобным образом, и в этот момент понимал, что простота и огромный потенциал монашеской дисциплины становятся для меня глотком свежего воздуха. Я до сих пор не пришёл к окончательному пониманию, что значит быть монахом в тюрьме, но одно могу сказать точно – монашество приносило мне облегчение, а иногда даже настоящую радость от простой мысли, что я жив и могу практиковать Дхарму.
Глава 3
Средства к существованию в заключении